нужно было взять себя в руки, как настоящий мужчина, прикрыть Эмму от беды, заставить себя смириться с прошлым. Но я этого не сделал. Я решил выбрать другую сторону. И только время как-то помогло утихомирить ноющий взрыв в алом сгустке.

Не помню, когда я смог заснуть, но открыв глаза, я увидел на часах два часа ночи. Было очень рано для подъема и поздно, чтобы решить связать маленькую детскую игрушку. Эммы не было рядом со мной. Пришлось встать с кровати и пройти в гостиную, чтобы убедиться в своих предположениях. Она сидела на диване, на своем любимом месте ближе к окну. В руках находились обрывки голубой пряжи. Спицы ловко вязали маленькие башмачки, которые потом станут обувью для гнома. Выглядела Эмма очень задумчивой. В этот момент мне хотелось переступить порог ее мыслей. О чем она могла думать, что даже заснуть было трудно. Хотя конечно, ответ был весьма очевидным и понятным. Сегодня нам обоим пришлось окунуться в воспоминания. Хотя почему-то у меня не было такой уверенности, насчет Эммы. Возможно, она каждый день так сидит на диване, пока я сладко сплю в кровати. И ведь чем больше я об этом думал, тем больше мне казалось это правдой.

— Милый, ты чего не спишь?

— Да вот, не обнаружил рядом с собой законную жену, — я подошел из-за спины и аккуратно поцеловал в розовую щеку. Она слегка вздрогнула, но тут же искристо просияла широкой улыбкой.

— Я что-то совсем не хочу спать… Как-то меня затянуло на ночь глядя. Извини, я не думала, что так получится, — взгляд был другим. Я точно смог это понять. Спросонья я был или нет, от меня не уйдёт ни одна деталь ее перемены. Искорка серебристых глаз куда-то спряталась, а на ее месте пришла подавленность. Да, именно так я мог описать сейчас ее состояние. Эмма была подавлена, погружена в разбитые прошлым осколки, — ты иди спать. Я скоро приду.

— Эмма, прошу, не прогоняй меня сейчас. Скажи, о чем ты думаешь сейчас? — я сел на другой конец дивана, откуда обычно люблю смотреть фильмы. И как только я вновь обернулся в ее сторону, меня в глазах ждала дилемма. Она думала, говорить или нет о своих мыслях. Мне даже стало как-то не по себе. Так долго она прожигала дыру во лбу, что я боялся пошевелиться. А когда наконец тишина была разрушена, я пожалел, что не ценил по достоинству те секунды, когда она просто смотрела на меня.

— Сегодня кое-что случилось, к чему я совершенно не была готова. Как ты знаешь, я иногда люблю заезжать в детские приюты, чтобы отдать им свои игрушки. Никогда до этого мне не приходилось видеть детей. Обычно я отдавала плюшевых мишек воспитательницам или директору, и на этом моя помощь заканчивалась. Они уже сами их передавали детям в руки. А сегодня, когда я снова приехала с подарками, меня вдруг попросили выйти к чудесным созданиям, которые всегда хотели отблагодарить меня, но я, по их словам, вечно куда-то спешила, — серые очи опустились на пол, но тут же вернулись на прежнее место. — Не знаю, наверное, я сама хотела всегда избежать этого момента. Мне было трудно представить, как бы я начала себя вести в их присутствии. И не зря я так переживала. Меня привели в группу, где детям было лет шесть. Все были такими хорошенькими, ты бы видел. Все любили читать книжки, помогали убирать игрушки и раскладывать печенье по маленьким столикам. Я зашла в тот момент, когда как раз они получили мой пакет с игрушками. Глаза их горели… просто пылали озорством. У меня перехватило дыхание, когда все хором ребята принялись благодарить меня. Я была способна только несколько раз улыбнуться и пообещать сделать еще парочку новых подарков взамен на обещание, что они будут чистить зубы каждый день. И все было бы хорошо, я даже хотела похвалить себя за стойкость, да вот только один из них, самый младший, наверное, мальчик решил отдельно от всех подойти ко мне. У него были кругленькие голубые глаза, рюкзак на спине с красным драконом, а еще на носу сверкали зеленые очки. Хороший мальчик… — я спокойно ждал, когда она продолжит. В уголках рта задрожала линия губ, и глаза налились прозрачной жидкостью, — в общем, он сказал мне, что всегда носит пушистого дракона с собой. Никогда не выпускает друга из рук. А еще добавил… Спасибо, мама!

Никто даже представить не может, какое сейчас выражение лица было у Эммы. Я сам не мог до конца понять, что именно оно выражало. За секунду оно менялось, приобретало контрастные краски. Я должен был что-то сказать, но губы застыли в ровной линии. Возможно, я просто ждал, когда она продолжит говорить, но на самом деле мне было боязно сказать что-то не то. Я мог все испортить, в этом не было никаких сомнений. Облачные глаза бегали то от меня, то к недоделанной игрушке. Шею обвивали голубые ветви. Они душили свою хозяйку, не хотели отпускать ее до самого конца. Скорее всего она действительно хотела что-то еще сказать, как и думал, но ком в горле не мог просто отдать возможность в руки. Я видел ее страдания, я смотрел на нее, когда должен был что-то сделать кроме того бессмысленного теплого касания.

Прошло всего лишь несколько минут, а казалось, что целый час. Мы больше не смотрели друг на друга. Вот чем кончилось наше молчание. Я винил себя, что не мог никак начать разговор, а должен был. Сколько мы можем еще так продержаться? Я люблю Эмму, очень сильно, и поэтому всегда шел на поводу своих теплых чувств к ней. Никогда не давил, не пытался разговорить ее против воли. Но чем дольше эта тема становилась для нас табу, тем сильнее мы отдалялась друг от друга, несмотря на все дни, проведенные вместе.

— Извини меня, я не хотела нагружать тебя. На работе у тебя и так много забот, есть за кого волноваться и переживать. А тут еще я со своими глупостями…

— Эмм, прекрати! Не нужно обесценивать свою печаль. Никто не может быть важнее тебя. Ты слышишь? Я люблю тебя очень сильно и хочу помочь, но не знаю, как именно. Звучит странно, даже страшно. Ты столько времени доверялась мне, а в момент, когда нужно было помочь, я теперь сижу перед тобой и не могу даже ничего сказать. Я должен извиняться перед тобой сейчас. Прости, что я так…

— Ты тоже прекрати!