бывать, потому как я не позволю никому из группировки приблизиться ко мне.

— Нет, я просто хочу знать…

— Я уничтожил его, — невозмутимо сообщает он, вновь устремляя взгляд вдаль.

— Хорошо, — отчеканиваю я, открывая дверь автобуса. — Я немедленно пойду в научный центр корпорации, уверена, они выдадут мне еще один.

— Стой! — восклицает он. — Сядь на место.

Я замираю, наблюдая, как Рон несколько раз проводит рукой по волосам, его взгляд оживленно блуждает по улице — первые признаки нервозного состояния. Первые признаки инфицированного человека.

— Так будет безопаснее, понимаешь? — признается он тихим голосом. — Белый цвет слишком выделяется, это открытая мишень для рейдеров. На тебе одежда Евы… это единственное, что она успела забрать из дома.

Не знаю, чем спровоцирован мой поступок, но я усаживаюсь обратно вместо того, чтобы пойти в корпорацию и потребовать новый комбинезон. Ведь он защищает от любых непредвиденных погодных условий и действительно поможет мне выполнить…

— Ты ведь запрограммирована говорить только правду, верно? — неожиданно раздается его голос, прерывающий мои мысли.

— Нет никаких причин лгать, — сообщаю я. — Мне попросту это не нужно.

— Ну, конечно, — с усмешкой произносит он, поджимая губы. — Тогда ответь мне на вопрос, мне действительно нужно знать это.

— Ева Финч прошла процедуру санации на добровольных началах три недели назад, — сообщаю я, поправляя выбившуюся прядь волос.

— Бред, — ухмыляется Рон. — Ева никогда бы не пошла на это добровольно. Она просто попала в рейдерскую облаву, но в любом случае боролась до конца… — он делает паузу, устало проводя рукой по лицу. — Я хочу знать, почему ее не превратили в ходячий труп, но при этом лишили памяти и чувств.

— При процедуре санации стирается память о прошлой жизни человека, чтобы он превратился в идеального воина без чувств и излишних эмоций, мешающих выполнять свои миссии, — поясняю я.

— Но какого хрена тогда все эти музы, бродящие по улицам не… — он вновь делает паузу, громко выдыхая. — Корпорация вновь что-то замышляет?

— Мы всего лишь солдаты оздоровления, мы не имеем право обсуждать или анализировать свои приказы, — констатирую я.

— Они действительно думают, что мы просто так сдадимся? Неужели к каждой группе сопротивления они присоединяют человека, который ранее входил в их число? — он вопросительно вскидывает бровь. — Сколько вас таких, сходящих с ума и разбивающихся в лепешку, выполняя приказы?

— Об этом мне неизвестно, — говорю я. — В мою задачу входит лишь одно — уговорить вас пройти процедуру оздоровления, не более.

— И все? — ухмыляется Рон. — Ни применения силы, ни угроз?

— Люди сами должны осознать, как им необходимо оздоровление.

— Бред какой-то, — с ухмылкой произносит он, отворачиваясь в сторону. — Ты вспоминаешь хоть что-нибудь из прошлой жизни? Какие-нибудь отрывки, определенные моменты?

— Возможно, — я проваливаюсь в воспоминания, — может быть, я даже и не осознаю это, но вот уже две недели мне снятся странные сны, в которых существует другая версия меня — с чувствами, эмоциями. Я, которая умеет бояться.

— … И что это за сны? — спрашивает Рон, с интересом подаваясь вперед.

— Это всегда один и тот же сон с разным началом, но одинаковым концом, — вспоминаю я. — Я убегаю от нечто ужасного, от одной мысли об этом все мое тело сковывает, а руки бросает в дрожь. Это всегда одно и то же место — старый безлюдный перекресток с лужами. Впереди бежит какая-то девочка, все время повторяющая одно и то же слово, затем кто-то касается моего плеча, и на этом моменте я всегда просыпаюсь.

— …Кэти? — недоуменно спрашивает Рон. — Та девочка Кэти?

— Я не знаю…

— Так значит не все потеряно? — на его лице мелькает легкая улыбка, а в глазах загорается слабый огонек надежды. — Кэти мне рассказала точно такую же историю о том, как рейдеры силой захватили Еву три недели назад. Если ты помнишь хоть что-то, увиденное глазами Евы, то значит ли это, что мы сможем вернуть вас к прежней жизни? Всех вас, которых превратили в бессмертные машины?!

Нет, нет и еще раз нет.

Мне прекрасно известно, что Ева Финч добровольно прошла процедуру санации три недели назад. То, о чем он сейчас говорит, никак не может быть правдой.

Некоторое время я молчу, пытаясь разложить по полочкам полученную информацию. Я не вправе обсуждать свой приказ, мне не позволено это действие. Я более чем уверена, что именно сейчас корпорация жадно впитывает каждое сказанное мной слово.

И я гадаю, когда левую руку пронзит очередной удар тока.

Но, не смотря на все, я должна продолжать выполнять свою миссию. Я должна выведать новый поток информации.

— Почему вы называете тех особей музами? — интересуюсь я, чувствуя, как мышцы левой руки начинают напрягаться. Водяные волдыри на руке все еще дают о себе знать.

— Официальное название вируса — Клио, а согласно древнегреческой мифологии Клио — муза истории, — отстраненно сообщает Рон.

Несколько секунд он с интересом продолжает осматривать мое лицо, наверняка осознавая, что перед ним та самая девушка, которую он знал раньше, но которая не помнит ни его, ни всю группу повстанцев в целом. Конечно, я понимаю, что всем этим людям трудно отделаться от мысли, что Евы Финч больше нет, но я всеми способами буду стараться доказывать им этот факт.

В какой-то момент лицо Рона меняется, глаза подозрительно сужаются, губы намертво складываются в тонкую плотную линию. На лицо все признаки напряжения.

— Какую функцию выполняет этот браслет? — он медленно и осторожно кивает на мою левую руку.

Нет, он не должен был задавать этот вопрос.

Он на все сто процентов уверен в том, что я ничего не скрою, что наверняка расскажу правду. Но что, если, услышав правду, повстанцы отрекутся от меня? Что, если на этом моя миссия закончится, так и не начавшись? Я провалю свою первое и единственное задание, порученное мне свыше.

Он хочет этого.

Он добивается этого.

Но ничего подобного не произойдет, за исключением моей смерти.

— Отслеживает мои координаты, — спокойно проговариваю я, заглядывая вглубь улицы.

— Правда? Разве он создан не для того, чтобы контролировать тебя с помощью тока? — он резко хватает меня за руку, засучивает рукав белоснежного полувера, и обнажает многочисленные ожоги, скопившиеся вокруг небольшого серебряного браслета.

Несколько секунд я ощущаю горячее прикосновение его руки и спустя мгновение жгучую боль, исходящую от водяных волдырей.

— Они не обязаны отчитываться передо мной по поводу своей методики контроля, — хладно говорю я, продолжая наблюдать за следом, оставшимся от моего непослушания.

— До вируса их бы за такое засудили. Ты вообще имеешь представление о том, что ты и те несколько солдат — настоящие рабы?

— Но ты сам