Столь тих будет шепот, что ненароком

Поддашься Зефира игривым урокам.

В объятьях моих очнешься от грез,

Внимая тем клятвам, что я произнес.

Зачем упускать все блаженство мгновенья,

Подобно глупцам, что бегут наслажденья!

Даруй мне улыбку и легкой рукой

Смятенное сердце мое успокой.

Джон Китс. «К Эмме»

Эту ночь Витор провел без привычных постельных игр — не до них было.

Ожидаемые ненаглядные родственники занимали все его мысли. Витор до сих пор понятия не имел, кто, кроме матери и, возможно, сестер, собирается удостоить его своим присутствием. Как любой уважающий себя аристократ, он мог «похвастаться» довольно-таки «разросшимся» семейством. Никого из них ему, конечно, видеть не хотелось. А вот они…

Они с удовольствием появлялись бы тут круглый год, лишь бы пожить и поесть за чужой счет, особенно старшая сестра, которой чрезвычайно не повезло с мужем.

Две ее дочери уже готовы были отправляться к алтарю, две следовали по их стопам, практически наступая на пятки. А вот женихов, из-за крайней бедности семейства, как и следовало ожидать, не наблюдалось. Данира несколько раз прозрачно намекала, что хорошо бы прижимистому братцу разориться на приданое для любимых племянниц. Витор каждый раз отвечал, что все его имущество перейдет к наследникам после его смерти. А жить он собирался долго, очень долго, назло дражайшим родичам.

Витор проворочался в постели полночи, вспоминая не особо приятные события, связанные с семьей, заснул под утро, встал рано, злой, раздраженный, готовый прибить любого, кто попробует только напомнить о любимых родственниках.

Служанки, чувствуя боевой настрой своего господина, даже не пытались с ним заигрывать — себе дороже выйдет. А ну как не просто рявкнет, а сразу же трансформироваться начнет?! Были уже случаи. Не сдержался пару раз Витор при прислуге. Молоденьких служанок с приобретенным длительным заиканием пришлось отправлять в дальнюю деревню с крупной, по местным меркам, суммой денег и там как можно быстрей выдавать замуж за сыновей старосты.

«А ведь еще есть невеста», — пришла в голову шальная мысль. И Витор поморщился, словно от сильной зубной боли. Алиса, несомненно, стоила всех его сестер вместе взятых. Витор предчувствовал, что следующие дни будут чересчур наполненными разнообразными событиями. Как бы порталом уходить не пришлось.

Жареное мясо, белый хлеб, каша-размазня, стакан разбавленного вина — Витор проглотил завтрак и не заметил его.

— Господин, — в спальне, после стука, появился Дортунд, как всегда одетый в темно- вишневую ливрею. — Ваша матушка и сестры прибыли.

Витор, не стесняясь, грязно выругался на тролльем. Началась «веселая» жизнь.

Алиса проснулась утором практически счастливая. Вместо обычных кошмаров ей приснился дворец в облаках, залитый лучами яркого солнца, с ажурными арками: мозаичными стеклами и прекрасным садом, разбитым перед входом. Что бы это ни означало, но сон оставил после себя ощущение легкости и безмятежности.

«Родственники, — вспомнила Алиса, и легкость испарилась сама собой, забрав под ручку безмятежность, — на сутки раньше. Не удивлюсь, если уже приехали».

В анкете о родственниках писалось крайне скупо: то ли три, то ли четыре сестры, два брата, тетушки и дядья, большая часть — приживалы при довольно состоятельной и относительно щедрой матери Витора. Она якобы была счастлива во втором браке. При этом оба мужа не описывались и даже не упоминались. Вообще, конечно, ситуация с семейством Витора была более чем туманная. Из всего написанного Алиса выяснила только одно: родственников много, Витор их терпеть не может.

Легкий завтрак — каша-размазня, свежие овощи, пара хлебцов и ягодный морс — ушел на ура. Вызвав служанку, Алиса тщательно вымылась в местном варианте ванны — железном чане, налив предварительно в него ароматизирующие масла.

Платье, длинное, закрытое, светло-зеленое, с переливами, идеально подчеркнуло ее фигуру, золотой кулон в декольте приковывал взгляд и к себе, и к груди, открытые руки демонстрировали белизну кожи. Подведенные черным глаза, красная помада на губах, кожаные зеленые туфли на высоком каблуке — Алиса была готова блистать в высшем обществе.

— Госпожа, — еще одна служанка заглянула в спальню, почтительно поклонилась, — господин просит вас спуститься в гостиную.

Алиса величественно кивнула. В гостиную, так в гостиную. Осталось только узнать, где она, та гостиная.

В сопровождении той же служанки Алиса медленно спустилась по лестнице, процокала каблуками по каменному полу первого этажа и остановилась у тяжелой деревянной двери. Ну что ж, пора была проявить себя во всей красе. Как они и договаривались с Витором, она будет играть наивную восторженную провинциалку.

Наклеив на губы одну из глупых улыбочек, Алиса дождалась, когда служанка распахнет перед ней дверь, и влетела в помещение с криком:

— Дорогой, у нас гости, а ты не предупредил?!

В шумной до того комнате мгновенно повисла кладбищенская тишина.

Мне бы женщин, мне бы кружку,

Табачка бы мне понюшку!

Им готов служить всегда -

Хоть до Страшного Суда.

Для меня желанней рая

Эта Троица святая.

Джон Китс. «Мне бы женщин, мне бы кружку»

Темно-синий камзол Витору не шел. Ему вообще не шла торжественная одежда. Вот широкие штаны и такого же размера рабочая рубашка — дело другое. Но пришлось переодеваться и хромать на встречу с дражайшими родственниками.

Каблуки черных кожаных туфель, один выше другого, громко цокали по каменному полу, передавая боевой настрой своего хозяина. Выходя из спальни, Витор с сомнением покосился на пробирку с успокоительным, приготовленную со вчерашнего дня, но пить не стал. И теперь, подходя все ближе к гостиной, в которой набилось множество по сути чужих ему существ, он жалел о принятом решении. Нужно было все же выпить. Сейчас не так нервничал бы.

Небольшая комната, обставленная скудно, старой пошарпанной мебелью, была забита народом. Мужчины, женщины, дети — все они громко переговаривались между собой, кидали друг на друга многозначительные взгляды, внимательно, с особым тщанием, осматривали обстановку. Витор видел жадность в их глазах и как будто читал мысли: «Ах, если бы все это принадлежало мне!»

— Сын! — первой его заметила мать, голубоглазая шатенка среднего роста, располневшая со временем, но не потерявшая свой привлекательности. — Не стой в проходе! Заходи! Мы все давно тебя не видели!

«И еще столько бы не увидели, если бы не проклятая, никому не нужная женитьба»,