Во-первых, для дальнейшей работы мы должны были знать, светло ли подо льдом. Если там светло, мы сможем обойтись без осветительного оборудования. Второй вопрос: населена ли нижняя поверхность льда? Наконец, нужно было проверить снаряжение, и, в частности работу телефонной станции.

Скоро все снаряжение было готово. За кормой корабля образовалось довольно большое пространство открытой воды, в которой плавали лишь отдельные мелкие льдинки. Туда мы и намеревались спуститься. Я пошел в рубку и попросил руководителей экспедиции разрешить погружение. Капитан-наставник спросил, не лучше ли отложить спуск, так как судовые водолазы в подобных условиях спускаются только в случае крайней необходимости, например, для ликвидации аварии. Пришлось ответить, что раз мы пришли сюда, чтобы проводить подводные работы, то чем раньше мы их начнем, тем лучше. После обычного упоминания косаток погружение было разрешено.

Акваланги, телефон, кабель уже лежали на льду у борта судна. Мы начали одеваться. Я предпочел надеть свой старый, уже сильно поношенный скафандр, в котором больше ста раз спускался в Баренцево море. Пушкин тоже натянул истертый, весь в заплатах костюм. Новые, склеенные специально для Антарктики скафандры мы решили пока не надевать: в этом погружении многое и так делалось в первый раз, не стоило добавлять еще и непривычное снаряжение. Предстоящее погружение было не слишком сложным, но мы не чувствовали обычной уверенности: все-таки это было наше первое погружение в Антарктике. Сказывался и долгий перерыв в спусках. За время длительного перехода через экваториальные широты мы, безусловно, потеряли форму и отвыкли от холодной воды. Вдобавок нас окружило более сотни зрителей, спешивших запечатлеть редкое зрелище на кино- и фотопленку. Некоторые были вполне убеждены, что видят нас в последний раз. Мы очертили круг около места погружения и громко попросили не заходить за него, не задавать нам вопросов, не высказывать своего мнения и не давать советов до окончания спусков. Мне не приходилось видеть водолаза, которому было бы приятно присутствие зрителей, так как перед любым спуском подводник и без того испытывает нервное напряжение. Наблюдатели послушно выстроились по краям круга.

Теперь оставалось только надеть акваланги и можно было спускаться под воду. Внешне мы оба сохраняли полное спокойствие, но, когда я протянул руку, чтобы взять акваланг, то заметил, что она чуть заметно дрожит. Надел груза, ласты, акваланг, сполоснул стекло маски водой, обвязался сигнальным концом и подключил к кабелю разъемы телефона. Саша помог мне натянуть шлем, к уху прижался телефонный наушник, за спиной привычно зашумел дыхательный автомат акваланга. «Как слышишь?» — тихо сказал я в загубник. «Отлично», — загудело в наушнике. Подошел к краю льда и между плавающими льдинами опустился в воду. Вода, если не считать плавающих у поверхности ледяных кристаллов, была совершенно прозрачна, и я ясно видел примерно в 30 метрах от себя винт и руль «Оби». Из полыньи вниз падал сноп света, куски льда в воде сверкали и искрились. Вода вокруг была яркого светло-голубого цвета, но внизу и по сторонам, где тянулся сплошной ледяной покров, этот цвет освещенной солнцем воды постепенно густел и переходил в глубокую тьму. Очень странным казалось полное отсутствие предметов, на которых можно было бы остановить взгляд. Внезапно почувствовал давление на уши и, взглянув на глубиномер, увидел, что нахожусь уже на глубине 12 метров — возникла небольшая неприятность: тяжелый телефонный кабель, свисая со льда, тянул меня вниз. Я начал подниматься, сильно гребя ластами, но всплывал очень медленно — кабель действовал, как привязанный груз. Его длина составляла 50 метров, и мне вовсе не хотелось в первый же раз погружаться на такую глубину. Я давно не спускался с телефоном и не сразу сообразил, что выход очень прост. «Выбирай кабель», — сказал я в загубник. «Есть выбирать», — раздалось в наушнике, и петля начала исчезать, конец кабеля уползал из воды, поднимаясь на поверхность. Теперь я легко смог всплыть наверх, к самому ледяному покрову. Как бы оплавленный лед над головой напоминал ровный белый потолок, на свет он казался прозрачным, чуть желтоватым. Никаких следов жизни не было видно, только пузыри выдохнутого из акваланга воздуха струйками разбегались подо льдом. Эти струйки переливались и сверкали точно пролитая ртуть — на границе воды и воздуха происходило полное внутреннее отражение света.

Я начал отплывать в сторону, углубляясь под ледяной покров. Кабель, выпускаемый с поверхности, вновь стал появляться в поле моего зрения. Отошел метров на тридцать и услышал: «Кабель выдан весь». Тяжелый кабель сильно отвисал и своим весом не давал мне возможности отплыть подальше. Теперь нужно было определить освещенность. Я посмотрел на свои руки и ноги, они были хорошо видны, но дальше везде простиралась черная бездна. Больше под водой делать было нечего, и я вышел на поверхность. Первое погружение было недолгим и продолжалось всего 21 минуту. На мне были две пары шерстяного белья и скафандр, поэтому я совершенно не замерз посла короткого спуска и, как это часто бывает, чувствовал себя гораздо лучше, чем до погружения. Нервное напряжение исчезло бесследно.

Снял акваланг, резиновые перчатки, надел поверх скафандра меховой жилет и встал на страховку. Наступила очередь Пушкина погрузиться под воду. Переключили телефон, проверили слышимость, и Саша исчез под водой. Он взял с собой небольшую полиэтиленовую банку и скребок на тот случай, если на льду окажется какая-либо водоросль или животное. По телефону я прекрасно слышал его ровное и спокойное дыхание. О том, что он видит, я не знал ничего: от шума дыхательного автомата и бульканья воды речь водолаза делается неразборчивой, и поэтому телефон служит только для передачи коротких сигналов, а не для разговоров под водой. Через несколько минут я спросил в трубку: «Как самочувствие?» Никакого ответа. Я сильнее нажал клапан микрофона и спросил снова — опять безрезультатно. Положение становилось затруднительным: по правилам я должен был вытаскивать водолаза за спусковой конец, но я прекрасно слышал, что он дышит ровно и спокойно, и был совершенно уверен, что он чувствует себя хорошо. Если поднять водолаза наверх, он наверняка будет очень недоволен. Пытаться узнать о самочувствии, подавая сигнал по концу, было бесполезно: конец был связан с тяжелым кабелем и слишком сильно провисал в воде. Раз за разом я кричал в телефон: «Самочувствие!» — и наконец получил ответ: «Чувствую себя хорошо, тебя слышу очень плохо». Таким образом, слышимость почему-то была односторонняя. Через 25 минут Саша вышел из воды. Погружения были закончены, наступила пора ответить на бесчисленные вопросы. В банке у Пушкина лежала тонкая нитевидная