спросив взглядом разрешения у Ло, ушли Эни и Дени. Плечом к плечу, и даже в дверном проеме ухитрившись не разомкнуть «строй». Марья, было, качнулась встать следом, но, получив на голову очередную порцию пыли (ее что, на шкаф лопатами загружали?), отшатнулась назад. Это ящерки тоже решили убраться и заодно обставить свою эвакуацию как можно красочней. Шен вытянулся, прижав гребни к спине, передними конечностями зацепившись за край стола. Задние остались на краю шкафа, при этом его тело уплощилось. Фен, использовав тело брата как горку, съехала по нему на пузе и, не снижая скорости, изогнувшись, вылетела в окно. Шен, мгновенно сократившись до обычного размера и вида, рванул туда же, только чешуйчатый хвост мелькнул. На раздавшийся снизу звучный шлепок народ поморщился.

- Смертельный номер, исполнялся впервые... - прокомментировал Оле, мрачно глядя на шкаф. Генуборку делать не хотелось, но придется. А если туда кусок «травки» положить? От голода она явно не загнется! Все остальные делали вид, что такие представления им каждый день показывают. Желчь же вид имел хитроватый, и казалось, что вот сейчас воскликнет бессмертное: «Не верю!».

- Разрешите вас покинуть, - Марья таки встала и, кивнув присутствующим, пошла разыскивать стажеров. Сонк тоже с удовольствием слинял бы, он очень неуютно чувствовал себя рядом с этим индейцам. Но остался сидеть, стараясь прикинуться рисунком на стареньких обоях.

Марья, пройдя вдоль фургона, остановилась. Она просто ненавидела это время суток, когда свет уже почти ушел, но темнота ночи еще не наступила. Вокруг царила серость, съедая краски, скрадывая очертания и расстояние. Брр-р, мерзость.

- Невс, - тихонько позвала женщина.

- Мр-ря? - кот уплотнился из серости, даже его апельсиновая шкурка вылиняла до чего-то невнятного.

- Где ребята? - Марья присела и почесала кота под шеей. Тот задрал голову повыше и прижмурился. - Слушай, тебе и правда приятно, или просто отрабатываешь поведенческий стереотип?

- Нр-рау-вится... - Невс повернулся и потрусил за фургоны. Марья тут же пожалела, что не взяла у Оле бленду ночного визора. Ну, увидел бы Желчь тонкий ободок, подумал бы, что украшение... Но с другой стороны, нужно привыкать. Сейчас рейнджеры Желчи, вот ведь пришлось по вкусу словечко, увезли куда-то пленных бандитов. А дальше? Они мальчики глазастые, а в индейском лагере и не мальчики будут, так что девайсы придется прятать.

Дени и Эни сидели на камне, все также тесно прижавшись плечами. Молча. Марья коснулась их, прикидывая, рядом с кем из них сесть. Но ребята все также молча раздвинулись, освобождая место, и женщина села между ними, обняв обоих за плечи. Эни, тут же обмякнув, доверчиво прислонилась к женщине, а вот Дени так и остался напряженным. Теперь они молчали на троих. Серость сгустилась в ночь, небо, как иллюминацией, расцветилось крупными и даже немного пушистыми звездами. Даже свет луны не приглушал их яркость. Все трое закинули головы, глядя вверх, Дени повозился, вздохнул и тоже обмяк. У Марьи возникла стойкая ассоциация со старой кошкой, подобравшей чужих котят и теперь пытающейся их отогреть.

- Да, если бы горел свет, то звезд не было бы видно, - тихо проговорил Дени.

- В городе звезд не видно из-за светового загрязнения, от домов и реклам, - почти шепотом поддержала его Эни и добавила, уже соглашаясь: - А если бы стучал движок, то не было бы слышно ночи.

Говорить громко не хотелось. Хотелось слушать ночь. Это только городские дамочки могут писать о тишине лесной ночи. Нет в нормальном лесу ночью тишины! Пилят смычками сверчки, да как громко. Попискивает где-то мышка, не подозревая о близости великого охотника Невса. Хотя вряд ли он польстится на такую мелочевку, порция для него на ползуба. Ухает филин, рановато он сегодня, может, вчера была плохая охота, а голод - он не тетка. На фоне звезд мелькают быстрые росчерки действительно бесшумных летучих мышей.

- Дети часто слышат то, что не предназначено для них. Слышат и не понимают... - Эни вздохнула.

- ...и забывают... - тоже вздохнул Дени.

- А потом начинают изучать психологию и невербальные методы общения...

- ...и начинают понимать, почему мама не пускала их к «любящей» бабушке..

- ...и сама к ней не хотела ездить.

Посидели еще молча. Марья не задавала вопросов, ей совсем не хотелось еще раз убедиться в том, что тогда, в молодости, ей сказочно повезло. Но если дети захотят выговориться, то, конечно, выслушает... Захотели.

- Нам было тогда лет по восемь, - начала говорить Эни.

- Да ты че! По пять нам было! - не согласился с ней брат. - Это летом было, а осенью мы в школу пошли...

- Точно! Теперь-то мы понимаем, что бабуля делала. Она покупала Деньке здоровенную коробку с гаражом-конструктором, а мне самую дешевую и уродливую куклу.

- Мы собирали игрушку вместе и куклу пристраивали работать менеджером, - фыркнул Дени. - А у нее было очень злое лицо...

- ...у бабушки...

- Потом было купание...

- Денька плескался по часу с игрушками, а меня засовывали под душ на десять минут. А когда я начала возмущаться, она заявила, что это наша мать делает из нас извращенцев, купая вместе, - вздохнула Эни.

- А мы и не поняли, что у нас дома не так. Ванна большая, мы вместе болтались с игрушками, а потом ее пополам делили шторой: и мама мыла Эньку, а папа меня, - вспоминал Дени. - Так я на следующий день дождался, пока нальется вода, и заявил, что буду купаться после Эни, потому что вчера был первым. Ух, как она ругалась...

- И не давала нам с мамой разговаривать, то мы спим, то гуляем. А мама с папой на третий день приехали, и мы им обо всем рассказали, и про подарки, и про ванную...

- ...и спросили, что такое извращенцы...

- Мама пригласила бабушку в кабинет и вышла от туда очень быстро, забрала нас, и мы уехали домой.

Марья только головой покачала, да, нарвалась мадам на сплоченный коллектив и обломалась.

- Вот когда мы ехали, мама и сказала папе, что раньше она мечтала заслужить любовь своей матери. А теперь счастлива, что маменька ее не любила, иначе поломала бы ей жизнь.

- С тех пор к бабушке мы ездили только с краткими визитами на ее юбилеи.

- Только сегодня до конца поняли, о чем мама тогда говорила...

- Да уж, родню не выбирают, - вздохнула Марья, вспомнив своих,