дом был, нашла. Сережа мне их дарил, как из армии пришел. Красивый пришел, в форме, и значками вся грудь увешана, он же выше меня, как прижал к себе, я щеку расцарапала, прощенье его просить заставила, глупая была, молодая… А ты где, Коля, был? Я ведь одна здесь, совсем одна, пока Катюша не приедет… Не молчи, скажи чего-нибудь.

— Ты потерпи маленько, Света, я тоже скоро приеду, одну тебя не оставлю, вот дела свои сделаю и приеду.

— Нас ведь подожгли, Коля, не само загорелось. От пилорамы полыхнуло, а там баллоны газовые стояли. Вася Гридин мне рассказал, он же у Сережи работал, сказал, что в тот день, перед пожаром, люди какие-то приезжали, говорили о чем-то, сам Сережа мне ничего не сказал, а Вася тут встретился… А сегодня вот это нашла, в куртке у Сережи. Я когда на пожар выскочила, куртку его схватила, сама не помню… А сегодня плакать стала, куртку взяла, больше-то ничего от Сережи не осталось, а там в кармашке нашла…

Она повернулась к столу, взяла визитку и протянула Богатыреву. Тот взял ее осторожно, прочитал: «Закрытое акционерное общество “Беркут”. Бекишев Эдуард Александрович. Начальник службы безопасности». И ниже, мелким шрифтом — адрес и телефон.

— Ты же есть, наверное, хочешь? Я кашу утром варила, правда, холодная. Может, разогреть?

— Не надо, Света, не надо. Я эту визитку себе возьму. Хорошо?

— Бери, бери, она мне не нужна. А еще, Коля, беда у меня… Слышу ночью, что Сережа кричит и на помощь зовет, я на голос бегу, бегу, а его нету… Когда отойду, понимаю, что наваждение это, а поделать ничего не могу, слышу, как будто рядом. Скорей бы уж Катюша приехала, жду не дождусь, она и на работу здесь устроиться хочет…

Говорила Светлана изменившимся, слабым и тихим голосом, говорила, глядя поверх брата, и смотрела при этом в самый дальний угол избенки, словно видела там нечто такое, что доступно было только ее взгляду, Богатырев, сжимая в руке визитку, никак не мог одолеть комок в горле.

41

«Бекишев, «Беркут», Караваев…» На каждые три шага приходилось по три слова. Одолевая в темноте глухую дорогу, опасаясь, чтобы не сбиться с нее, Богатырев повторял и повторял про себя, словно хотел намертво и навсегда вбить в память: «Бекишев, “Беркут”, Караваев…» Он не испытывал сейчас ни злости, ни отчаяния, ни чувства неисполненной мести, владело им лишь одно — холодное спокойствие. Оно появилось, когда Богатырев, попрощавшись со Светланой и клятвенно пообещав ей, что обязательно появится в самые ближайшие дни, вышел из избенки и на узкой тропинке снова обжалился крапивой. Но в этот раз почти не заметил злого укуса, лишь взмахнул рукой, поднимая ее повыше, и ночная прохлада остудила зудящую кожу. А заодно остудила и комок отчаяния, стоявший в горле. «Убью. Найду и грохну, хоть кровь из носа!» И стал спокойно уверен, что обязательно исполнит этот приговор.

А иначе — как дальше жить?

К утру выпала роса. Брюки по колено были мокрыми, когда он выбрался на поляну и увидел в наступающем рассвете темный приземистый дом, в котором не маячило даже слабого огонька. Дошел до крыльца, наклонился, чтобы выжать брюки, и различил сзади едва слышные шаги. Дернулся, выхватывая из-за пояса пистолет, но голос Малыша опередил:

— Тихо, свои. Не пальни сдуру.

— Чего сразу не остановил, как на поляну вышел?

— Да плохо издалека видно, вот и разрешил подгрести поближе, чтобы уж наверняка удостовериться. Живой, целый?

— Как видишь. Живой и даже не поцарапанный. Закурить есть?

В руках Малыш держал карабин «Сайга». Привычно закинул его за плечо, поправил ремень и сунул руку в карман за сигаретами. Все делал неспешно, обстоятельно и даже сигарету из пачки сам вытащил, протянув ее Богатыреву. Чиркнул зажигалкой и сообщил, будто речь шла об обыденной мелочи:

— Мы с Фомичем круглосуточный пост теперь выставили, через три часа меняемся.

— Карабин-то где добыл?

— В магази-и-не купил, — тоненьким голоском сообщил Малыш. — Как полноправный член общества охотников все бумаги могу предъявить.

— Ладно, я тебе на слово верю. Ты меня в караул пока не назначай, вздремну маленько, а после поговорим.

— Поспи, поспи, я пока службу буду править

Уснул Богатырев мгновенно, даже мокрые брюки забыл выжать. Но едва его тронули за плечо, он сразу вскочил на лавке. Стоял перед ним Фомич, за ним маячила Анна, а в окна ломилось яркое солнце, доставая искрящимся светом до самых дальних углов.

— Здоров ты спать, боец, — хмыкнул Фомич. — Мы тут от любопытства мучимся, а ты сопишь в обе дырки, как говорится, хрен по деревне… Рассказывай.

— Подожди, дай умоюсь…

Рассказывал он уже на крыльце, чтобы Малыш, находящийся в это время в карауле, тоже услышал. Рассказывал коротко и четко, будто докладывал вышестоящему начальству. Выслушали его молча, только Фомич вздохнул:

— Раскурочают мою машинешку, как пить дать. Ладно, не жили богато и не фиг начинать. Давайте решать, как нам отсюда выбираться теперь.

Ситуация, как все понимали, складывалась аховая: выбраться из Первомайска без транспорта было невозможно, не пешком же до города добираться, да и на транспорте могут перехватить на выезде; идти на автовокзал, чтобы уехать на автобусе, тоже не вариант — наверняка их там ждут. И здесь в доме отсиживаться опасно: если взялись искать, то рано или поздно все равно сюда заявятся. А еще, вдобавок ко всему, возникал простой вопрос: ну, добрались до Сибирска, икону с собой привезли, а дальше — куда? Ясно же, что в покое их не оставят, будут искать и в городе.

— Вот всегда у меня так! — огорченно вдруг воскликнула Анна. — Когда надо быстро думать, я как глупею сразу. Или еще хуже — забываю, о чем раньше думала. Только сейчас вспомнила…

— По делу говори, — перебил ее Богатырев.

— Сейчас, Николай Ильич, сейчас. По делу. У Алексея Ильича была однокурсница, Семенова Мария Степановна. Лет шесть назад она в монахини ушла, кафедру бросила, докторскую собиралась писать — все бросила. Теперь настоятельница Приобского женского монастыря, мы с Алексеем Ильичом в прошлом году к ней ездили. Она все поймет. И укрыться там можно, и икона будет в безопасности. Другая область, не Сибирская, место глухое, к ним даже дороги нормальной нет.

— Та-а-к, — протянул Фомич. — Приобское. Бывал там на охоте. Медвежий угол. А деревня как раз на Оби стоит. Ну! Кто первый сообразит…

— Да ладно тебе. — Малыш поднялся со ступеньки во весь свой рост, перекинул из руки