элите. Но главной управленческой доблестью считался опыт, профессиональный опыт. Среди первых наркомов рыковского правительства такого быть не могло.

Рассмотрим, например, биографию одного из самых надежных и знаковых наркомов, который возглавлял важнейшее ведомство — путей сообщения — на протяжении всего пребывания Рыкова во главе правительства. Ян Эрнестович Рудзутак, 1887 года рождения, несгибаемый латыш. В 1924 ему 37 лет. Самым крепким, работоспособным наркомом в той команде считался именно он. Рыков, по существу еще при жизни Ленина возглавлявший правительство, знал, что восстановление железных дорог — задача, не терпящая отлагательств. И Наркомат путей сообщения воспринимался как ключевой.

Если бы в годы его юности существовали трудовые книжки, первые записи в ней гласили бы: пастух, затем — батрак. Образование — два класса. Потом недолго работал на заводе «Отто Эрбе» в Риге, причем с восемнадцати лет участвовал в работе РСДРП. Потом — подпольная партийная работа, аресты, каторга. Вскоре после Октября стал руководителем московского Совнархоза, там он регулярно сталкивался с Рыковым, налаживая работу, снабжение столичного города. Потом несколько лет он работал в профсоюзах — преимущественно в текстильной отрасли. И оказалось, что этот формально необразованный человек способен к руководящей работе. Критерием профессионализма стал не опыт, а умение быстро, в экстремальных условиях «тянуть воз». Или — успешно показывать вид начальству, что ты этот воз тянешь. У Рудзутака получалось и первое, и второе. Рыков никогда не ратовал о его увольнении, хотя и дружеских отношений между ними не возникло. Рудзутак смотрел на Рыкова несколько свысока — как на «рефлексирующего интеллигента», который любит задумчиво подпирать голову рукой с тонкими пальцами и с легкой улыбкой молчаливо подолгу поглядывает на товарищей. А Рудзутак напоминал прибалтийского лесоруба. Нет, приятелями они стать не могли. Однако нарком путей сообщения, горделивый с подчиненными, перед начальством всегда стоял навытяжку — и в прямом, и в переносном смысле. Рыков посмеивался и над этой слабостью бывшего батрака.

Есть мнение, основанное на косвенных рассказах, что Ленин в 1922 году рассматривал его на должность генерального секретаря ЦК, вместо Сталина. За что же «вождь мирового пролетариата» так его ценил? Во-первых, товарищ Ульянов считал Рудзутака истинным пролетарием, на которых и следует опираться большевистской партии. К тому же этот пролетарий обладал физической силой, здоровьем и упорством, умел учиться. Во-вторых, они подружились: несколько раз Ленин вместе с Рудзутаком выбирался на охоту, серых зайцев пострелять. Правда, все пересказчики этого ленинского плана добавляют: «Но он был очень нерешительным человеком»[122]. Словом, он увяз в Наркомате путей сообщений. Рудзутак, как и Рыков, не чурался людей из прошлого. Так, его наставником в железнодорожных делах стал опытный инженер Иван Николаевич Борисов, работавший в ведомстве аж с 1911 года. Когда речь шла о самых сложных вопросах, связанных со стальными магистралями, которым не хватало ни рельсов, ни паровозов, ни машинистов, Борисов (несмотря на достаточно преклонный возраст) в рыковском правительстве играл более важную роль, нежели его патрон. Рыков предпочел бы именно его, а не Рудзутака видеть наркомом. Но понимал, что эта должность во многом политическая и поставить профессионала вместо старого большевика невозможно. В 1928 году этот вопрос решился сам собой: заместитель наркома пути в 68 лет скончался от грудной жабы. Хоронили его с почетом.

Железнодорожный наркомат стал своеобразным штабом первой — еще нэповских времен — индустриализации. Когда он занял кабинет наркома — 30 % железнодорожных мостов лежали в развалинах после войны. А Рудзутак умел не только склеивать там, где порвалось, но и с большевистской смелостью любил внедрять новую технику. Он и в жизни любил скорость и всяческие новинки. Например, будучи заядлым охотником, пользовался специально сконструированными автосанями. Позже многие вспоминали, что из поездки в США он привез чудо техники — настоящую радиолу. Уже в первую годовщину вступления в должность он сумел опробовать первый ленинградский тепловоз. Еще одно громкое дело ожидало страну на третий год рыковского правительства: в 1926 году совокупное количество железнодорожных перевозок превысило довоенную статистику, пресловутый 1913 год. И здесь помог НЭП: наркомат свободно нанимал рабочих, привлекая их высокими и оперативными выплатами.

Дальше — больше, только вперед и выше, как любил говорить Максим Горький. «Товарищи! Пора революционизировать идею железных дорог! Наш ход будет лучше, длиннее и шире, чем царский Транссиб. Наша дорога подарит новую, социалистическую жизнь народам Севера» — этот лозунг в то время в СССР знали все — по крайней мере, все горожане и владельцы радиоточек. Рыков долго носился с этой идеей, к которой относился двояко, обсуждая ее с Рудзутаком. С одной стороны, не мог отделаться от скептицизма и отлично понимал, что столь дорогой проект бюджет не потянет. С другой — считал, что этот план может стать пропагандистским украшением Совнаркома. Позже Рудзутака критиковали и даже обвиняли за этот фантастический и, скорее всего, непродуманный проект. То было время ярких, эффектных проектов, из которых реализовать (да и просто осмыслить) удавалось лишь немногие. Рыков воспринимал это как необходимый словесный шлак, без которого правительственные органы не работают.

На октябрьском Пленуме ЦК ВКП(б) 1927 года, когда встал вопрос о переизбрании генсека, именно Рудзутак (возможно, после предварительного обсуждения с Рыковым) предложил на этот пост Сталина. Это был символический ход, подтверждающий, что многие знали о прежних планах и попытках выдвинуть на этот пост Рудзутака. Рыков председательствовал на том пленуме. И с удовольствием поставил на голосование вопрос о новом избрании Сталина, за которого и подняли руки члены ЦК, включая Алексея Ивановича.

С годами Рудзутака все чаще упрекали в расслабленном отношении к своим обязанностям. Наркомпуть не раз давал руководству неверные сведения, например, о количестве исправных паровозов. В известной степени — срывал работу. Возможно, к концу 1920-х следовало найти более молодого и энергичного руководителя Наркомата путей сообщения. А Рудзутак все чаще относился к работе спустя рукава, много времени посвящал охоте — как будто хотел отыграться за каторжанские годы. Между прочим, нередкое явление для большевиков, оказавшихся у власти, в особенности после Гражданской войны, когда казалось, что главные сражения позади. Нечто схожее испытывал и сам Рыков, который, пожалуй, слишком легко прощал своим подчиненным такого рода грешки, возможно, побаиваясь трудового перенапряжения. Он считал, что от трудов праведных следует время от времени отвлекаться, и для тех, кому доверял, как, например, Шмидту, был мягким руководителем. Правда, к концу 1920-х сам Рудзутак все чаще критиковал своего руководителя — Рыкова. Он пристал к другому политическому берегу, что впоследствии позволило ему прожить на белом свете на три месяца дольше Алексея Ивановича…

Недостатки рыковского управленческого стиля стали проявляться далеко не сразу после революции. В первые годы он, напротив, выделялся цепкой хваткой. Кризис начался через