– Мэнкс предложил тебе найти его. Что, по-твоему, он собирается сделать с тобой, когда до этого дойдет?

– Пусть думает о том, что с ним сделаю я.

– А что, если он не будет ждать тебя в Доме сна? Привезет ли тебя мотоцикл в любое место, где он окажется? Даже если он будет двигаться?

– Не знаю, – сказала Вик, но подумала: Нет!

Она не понимала, откуда исходила такая уверенность, но не сомневалась в своих выводах. Вик смутно помнила, что однажды искала потерянного кота – Тейлора, подумала она, – и нашла его только потому, что он умер. Если бы он был жив и продолжал перебегать с места на место, мост не имел бы опорной точки для настройки. Он пересекал расстояние между потерянным и найденным, но только если потерянное оставалось в одной локации.

Луи заметил сомнение на ее лице, и она продолжила свою мысль:

– Это не важно. Мэнкс однажды остановится, верно? Чтобы поспать. Поесть. Его машина должна остановиться. И когда это произойдет, я доберусь до него.

– Если ты спросишь меня, считаю ли я бредом твою ерунду о мосте, то мой ответ будет отрицательным. Однако эта часть твоей истории действительно сумасшедшая. Используя байк, найти его, чтобы он смог уделать тебя окончательно? Закончить дело, которое он начал вчера вечером?

– Ничего другого не остается.

Она посмотрела на дверь.

– И, Луи, это единственный путь, если мы хотим вернуть Вейна. Копы не найдут его. А я могу. Ты починишь «Триумф»?

Он вздохнул – огромное и взволнованное извержение воздуха, – а затем сказал:

– Я попытаюсь, Вик. Я попытаюсь. При одном условии.

– Каком?

– Когда я починю его, ты возьмешь меня с собой.

Шоссе Святого Николаса

Долгое время – бесконечное время покоя и мира – Вейн спал, и когда он открыл глаза, то понял, что все это было правдой.

NOS4A2 мчался сквозь темноту – неумолимая торпеда, вспенивающая бездонные глубины. Они поднимались на низкие холмы, «Призрак» проходил повороты, словно катил по рельсам. Вейн приближался к чему-то чудесному и прекрасному.

Снег падал мягкими снежинками, похожими на гусиные перья. Дворники со скрипом убирали их прочь.

Они миновали одинокий фонарь – двенадцатифутовый леденец, который разливал вокруг вишневый цвет, превращая падавшие снежинки в перья яркого пламени.

«Призрак» шел вдоль высокой дуги подъема, которая открывала вид на огромное плато внизу – серебристое, гладкое и плоское. На дальнем конце возвышения были горы. Вейн никогда не видел таких гигантов… В сравнении с ними Скалистые горы выглядели холмиками. Самые маленькие из них имели пропорции Эвереста. То была гряда огромных каменных зубов – точнее, клыков, настолько острых и больших, что они могли бы пережевать мерцающее небо. Скалы в сорок тысяч футов высотой пронзали ночь, выталкивая темноту к сияющим звездам.

Над всем этим дрейфовал серебристый и похожий на косу лунный серп. Вейн едва не отвел взгляд в сторону. У луны был изогнутый нос, задумчивый рот и полуприкрытый дремлющий глаз. Когда она выдыхала, ветер проносился по долинам, и серебристая цепь облаков бежала через ночь. Глядя на это, Вейн чуть не захлопал в ладоши от восторга.

Невозможно было отвести взгляд от гор. Неимоверно высокие циклопические пики притягивали взгляд Вейна, как магнит – железные стружки. Там – в выемке на двух третях пути по самой большой из ближайших гор – светилось бесценное сокровище, прикрепленное к скалистой поверхности склона. Оно сияло ярче, чем луна, и ярче любой звезды. Оно горело в ночи, как факел.

Страна Рождества.

– Ты можешь высунуться в окно и попытаться схватить одну из этих сахарных снежинок! – посоветовал мистер Мэнкс, сидевший на переднем сиденье.

На миг Вейн забыл, кто вел машину. Его перестал заботить этот вопрос. Неважная информация. Главное, попасть туда! Он ощущал пульс желания – стремление быть там; въезжать в ворота из леденцов.

– Сахарная снежинка? Вы хотели сказать, просто снежинка?

– Если бы я хотел говорить о снежинках, то так бы и сказал. А это чистый сахар, и если бы мы летели в самолете, то скользили бы между облаков из сахарной ваты! Давай, опусти стекло! Поймай снежинку и посмотри, лжец я или нет!

– А не будет холодно? – спросил Вейн.

Мистер Мэнкс посмотрел на него в зеркало заднего вида. В уголках его глаз собрались веселые морщинки. Он больше не выглядел ужасным. Он казался молодым – и даже если не очень симпатичным, то, по крайней мере, элегантным – в черных кожаных перчатках и длинном плаще. Его волосы тоже были теперь черными и выскальзывали из-под обшитой кожей шапочки, открывая высокий безупречный лоб.

Рядом на переднем сиденье спал Человек в противогазе. На его щетинистом жирном лице сияла сладкая улыбка. На нем была белая морская форма с множеством золотых медалей. Хотя более пристальный взгляд показывал, что эти медали являлись шоколадными монетами в золотой фольге. У него их было девять штук.

Вейн теперь понимал, что его приезд в Страну Рождества представлял собой нечто лучшее, чем поступление в Академию Хогвартса или экскурсию на Шоколадную фабрику Вилли Вонки, или посещение Облачного города в «Звездных войных», или визит в Ривендел во «Властелине колец». Ни одному ребенку из миллиона детей не дозволялось бывать в Стране Рождества – только тем, кто действительно нуждался в этом. Там невозможно было оставаться несчастным – в месте, где каждое утро являлось рождественским, где каждый вечер – кануном Рождества, где слезы карались законом, а дети летали, как ангелы. Или плавали. Вейн еще не понял разницы.

Он знал и другие частные детали. Его мать ненавидела мистера Мэнкса, потому что он не взял ее в Страну Рождества. А если она не могла приехать туда, то, естественно, не хотела, чтобы Вейн оказался там. Причина, по которой его мать напивалась так сильно, состояла в том, что опьянение было ближе всего к чувству, которое испытываешь в Стране Рождества… пусть даже бутылка джина отличается от этой страны так же сильно, как собачья галета от филе-миньона.

Его мать всегда знала, что однажды Вейн приедет в Страну Рождества. Вот почему она не могла жить рядом с ним. Вот почему она все эти годы убегала от него.

Ему не хотелось думать об этом. Он мог позвонить ей из Страны Рождества. Он мог сказать ей, что любит ее и с ним все нормально. Вейн будет звонить ей каждый день – конечно, если сможет. Это правда, что она иногда ненавидела его. Ей не нравилось быть его матерью. Но он решил любить ее и делить с ней свое счастье.

– Холодно? – закричал мистер Мэнкс, возвращая мысли Вейна к настоящему моменту. – Ты тревожишься, как моя тетушка Матильда! Завязывай с этим. Опусти стекло. И вот еще что! Я знаю тебя, Брюс Вейн Кармоди. К тебе приходят серьезные мысли, не так ли? Ты угрюмый молодой человек! Нам нужно вылечить тебя от этого. И вот что мы сделаем! Доктор Мэнкс предписывает тебе кружку мятного какао и поездку на Арктическом экспрессе вместе с другими ребятами. Если после этого ты еще будешь чувствовать мрачное настроение, то тебе ничего не поможет. Давай, открывай окно! Пусть ночной воздух ударит по твоей мрачности! Не будь старой леди! Такое впечатление, что я везу чью-то бабушку, а не маленького мальчика!