— Хотя он еще должен нам самородок из обещанной дани, — мрачно заметил Фернандо, затем поднялся и выхватил послание у гонца.

Я дала знак Инес, которая налила бедняге кубок вина, пока Фернандо ломал печать на пергаменте.

Он молча читал, все больше хмурясь, а затем ошеломленно посмотрел на меня.

— Это правда, — проговорил он с холодной яростью в голосе. — Саара сдалась аль-Хасану; мавританский пес захватил ее в отместку за пограничные стычки, которые у него происходили с Кадисом. Мавры вырезали всех мужчин, а женщин и детей забрали в рабство в горный город Ронду. В ответ Кадис скрытно атаковал Альхаму. Да хранит его Бог — он ударил в самое сердце мавританских владений!

Муж сунул бумагу мне. Взяв ее дрожащими руками, я пробежала взглядом по строчкам.

— «„Ay de mi,[35]Альхама!“ — возопил аль-Хасан, услышав о падении Альхамы», — прочла я вслух в затихшей комнате, чувствуя подступивший к горлу комок. — Кадис заявляет, что аль-Хасан страшно отомстил ему и его людям, напав на них столь многочисленными силами, что ему пришлось обращаться за помощью к своей жене и герцогу Медина-Сидонии.

— Majestad, — хрипло сказал промочивший горло гонец, — мой господин пока противостоит аль-Хасану и его псам, но ему требуется больше людей, чтобы удержать Альхаму и отбить Саару. Он также просил передать вам, что аль-Хасан не в ладах с сыном, принцем Боабдилем, который вышвырнул аль-Хасана из Гранады и заявил права на трон; мой сеньор говорит — все мавританское королевство под угрозой из-за их ссоры.

— Мавры нападут на нас, мама? — прошептала Исабель.

Ее дрожащий голос вывел меня из оцепенения.

— Нет, — быстро сказала я, поворачиваясь к ней. — Конечно нет, hija mia. Они в Андалусии. Здесь мавров нет.

— Но были. — Она взглянула на меня испуганными глазами. — Маврам ведь раньше принадлежала часть Кастилии, да? Что помешает им прийти опять?

Я замерла, не зная, как ответить; ее вопрос застиг меня врасплох.

— Мы их остановим, — сказал Фернандо. — Если придется, мы с мамой загоним всю эту грязную орду в море.

Он посмотрел на меня:

— Изабелла, время не ждет. Мы должны помочь Кадису. А ссора аль-Хасана и Боабдиля нам только на руку, если быстро воспользуемся преимуществом.

— Преимуществом? — переспросила я. — Ты хочешь сказать… что мы должны…

Он кивнул. Мария де Бобадилья возбужденно захлопала в ладоши.

— Si, Majestad! — радостно воскликнула она с горячностью, свойственной торговке рыбой. — Мавры — настоящий сброд. Если вы их не истребите, они нас поработят!

Исабель побледнела. Я представила себе ее ночные кошмары о демонах в тюрбанах, которые добрались до нас, несмотря на то что Гранада в течение столетий оставалась расколотым и ослабленным внутренними раздорами королевством, которое защищали лишь горы Сьерры и прибыльная торговля с турками и другими восточными соседями.

— Вы пугаете инфанту, — резко бросила я.

Мария присела в реверансе, демонстрируя соблазнительную грудь в вырезе платья. Проследив за взглядом Фернандо, я сказала еще резче:

— Нам с мужем нужно все обсудить наедине. Инес, проследи, чтобы о гонце должным образом позаботились; остальных прошу сопроводить инфанту в галерею. Присоединюсь к вам, как только смогу.

Мы с Фернандо остались одни. С трудом пытаясь подавить охватившую меня ревность, я услышала его голос:

— Пора объявить Реконкисту, Изабелла. Знаю, мы надеялись, что этого не случится, но мы не можем допустить, чтобы неверные заявили свои права хотя бы на один камень на христианской земле. Мой предок Фернандо Первый отвоевал Саару у мавров четыреста лет назад, и теперь мы должны выступить в ее защиту.

По моему телу пробежала дрожь. Случилось то, чего я меньше всего ожидала и о чем меньше всего хотелось думать.

— Ты не хуже меня знаешь, что наша история полна ошибок предков. Каждый раз, что-то приобретая в борьбе с маврами, мы что-то теряли. Реконкисту всегда легче начать, чем победить в ней.

— И все же мы должны попытаться. — Он подошел и положил руки мне на плечи. — Это наш священный долг как монархов, но, более того, пора положить конец восьми столетиям высокомерия неверных, неудачных перемирий, лжи и обмана. Мавры знают не хуже нас, что подобное положение дел не может длиться вечно. В течение веков они удерживают лучшие земли в Андалусии, средиземноморские порты и сам город Гранаду. Мы должны вернуть то, что принадлежит нам по праву.

Я посмотрела в его горящие глаза:

— Разве мы не можем просто выступить на стороне Боабдиля против короля аль-Хасана и послать подкрепление Кадису?

— Именно так и поступим! Используем Боабдиля, чтобы вогнать клин в сердце мавританского королевства, а потом, ослабив его, окончательно уничтожим. Гранада и ее богатства станут нашими. — Он хрипло рассмеялся. — Только подумай, mi luna, — вся Испания наконец объединится под одной короной, став единой страной с единой верой. Вот наше предназначение; мы должны принять вызов и показать миру, что собой представляют Изабелла и Фернандо.

Все мое существо протестовало против этого дорогостоящего и катастрофически опасного предприятия, в котором ничто не гарантировало нашей победы. Мало кому из королей удавалось одержать верх над маврами, и победа их никогда не оказывалась полной. Однако Фернандо не терпелось продемонстрировать отвагу в самом важном деле нашей жизни, и свои опасения я оставила при себе.

Что бы я ни говорила, меня никто не стал бы слушать. Волнение, начавшееся при дворе после того, как разошлось известие о падении Саары, было уже не остановить, и, несмотря на невероятные сложности, которые влекло за собой наше предприятие, мы вынуждены были отвечать. К тому же Фернандо был нрав: священная война против мавров стала нашим предназначением. Мы не могли позволить, чтобы они оставались правителями на христианской земле, удерживая в неволе богатую и желанную часть наших южных владений. Я надеялась, что война случится на моих условиях, после того как наполнится казна и будет наведен порядок в королевстве; мне хотелось самой принять решение, где и когда мы станем сражаться, поскольку из истории знала, что подобный Крестовый поход дорогостоящ, опустошителен и крайне тяжел.

Но Реконкиста все равно началась, со мной или без меня.

Я обняла Фернандо, и он прошептал:

— Ни одной башни, любовь моя. Мы не оставим им ни единой башни, где они могли бы спрятаться.

И я сдалась, став частью великого Божественного плана.

В январе тысяча четыреста восемьдесят второго года мы запросили у кортесов средства на войну и затребовали в Риме папский эдикт на Крестовый поход. После мессы в Толедо, где мы с Фернандо молились за порабощенных в Сааре и благодарили Господа за то, что даровал нам освобождение Альхамы, мы поднялись на драпированный золотом помост и объявили о намерении лично отправиться на юг руководить кампанией против мавров.