расшифровать это молчание. А после и того сильнее — пришёл отец Мэтью и перед началом трапезы громко прочёл молитву, чего тут отродясь не водилось, и даже лорд Грегори без возражений присоединился и вместе со всеми склонил голову.

Впрочем, на подаваемой еде всеобщее угнетённое состояние не отразилось никак. Кормили сытно и обильно, разве что сладостей было поменьше. Дворецкий Питерс как увидел Катерину — так тут же подбежал, и спросил — чего желает миледи, сметаны ли, сливок, а может, булочек свежих? Или вот груш — груши-то есть, да никто их больше так, как покойная миледи, не любит.

Катерина подумала — и попросила грушу. Одну и маленькую. Бедняга Питерс даже лицом просветлел.

А после ужина Джон пошёл с ними, закрыл дверь, присел на лавку, кивнул Грейс — оставайся, мол, и выдал:

— Кэт, ты же у нас теперь не из пугливых?

— Да кто ж меня знает, — ответила Катерина. — Смотря, как пугать будешь. Рассказывай уже, чем вас так сурово всех придавило.

— Да уж придавило, так придавило, — кивнул он. — Роб, что бы ты сказал о том, что наша матушка так любит Телфорд-Касл, что даже после смерти не захочет с ним расставаться?

— Это как? — не понял Роб.

— А это так, что миледи наша мать скончалась, да не совсем.

— Чего? — Роб прямо вытаращился на брата. — То есть как — не совсем?

И перекрестился.

— Вот в точности, как в сказках рассказывают. Когда покойнички встают, возвращаются домой и забирают оттуда всех подряд.

Грейс в углу громко ахнула и закрыла рот рукой.

— Да, дева, ты тоже слушай, — мрачно кивнул ей Джон. — Мало ли.

Вышло так.

Леди Маргарет отдала богу душу честь по чести — исповедалась, причастилась и всё, как положено. Как чувствовала, что ей осталось недолго — позвала отца Мэтью и долго с ним беседовала, подробностей он, понятно, не раскрывал, но — говорил, что тяжело жить на свете упрямым и своевольным. Её тело убрали, как заведено, и положили в церкви — чтобы все простились, как положено. Тем более зима, и приморозило не на шутку — давно уже таких холодов не случалось, и ещё метель сутки не унималась, невозможно было за стены нос показать. Но метель улеглась и сменилась ясным днём и свежим морозом, и разослали гонцов — в столицу, к Роузвиллам — родичам миледи, в Солтвик, в Торнхилл и ещё к некоторым соседям. Лорд Грегори не был склонен торопиться — как все соберутся, сказал он, так и похороним, оттепели пока никто не предсказывал.

— Две ночи миледи пролежала в церкви, как положено, — продолжал Джон, — а на третью — встала и пошла ходить по замку. Как ни в чём не бывало. Только вот тени у неё не было, и пола не касалась, хотя шаги были отчётливо слышны, и вообще они такие, характерные, с подшаркиванием, тяжелые, ни с чем не перепутаешь, как и при жизни были. Первым делом она навестила милорда нашего отца, но тот был сильно пьян и приложил её отборной бранью, как, видимо, не прикладывал никогда в жизни. Но помогло — она из его спальни вылетела, будто за ней сто чертей гнались, и спряталась в своих покоях. А там до сих пор оставалась толпа её комнатных тётушек и девиц — камеристок, служанок, швей, вышивальщиц. И кто-то попрятался, кто-то нет — но самую вредную свою камеристку, Нэн, она забрала с собой. И ещё по дороге заглянула на кухню и увела повариху Полли. Они ж всё тётки простые, им миледи приказала — они встали и пошли. На кухне, говорят, ещё и во все горшки заглянула, и где ещё что съестное оставалось — всё протухло.

— Ты шутишь, да? — Роб смотрел — и как будто не верил.

А вот Катерина поверила — сразу. Потому что стало понятно, отчего не по себе местным обитателям, ведь просто смерть хозяйки так бы не подкосила. Кто-то, глядишь, вздохнул бы свободно, а кто-то и порадовался бы. А теперь уже какая радость, вовсе не до радости!

— Знаешь, вот так я бы шутить не стал — всё же, не Джейми и не Рон, — ответил Джон. — Кстати, Рон здесь тоже был, встречал Рождество. Явился, как ни в чём не бывало, и отец его не прогнал.

— И где он сейчас? — не понял Роб.

— Обратно сбежал, — вздохнул Джон. — Когда вчера ночью матушка снова выбралась наружу и пошла бродить по коридорам, то первым делом явилась к Джейми. И говорит — пойдём, мол, сынок, со мной. А Джейми был с Роном и ещё с парой дворовых девиц, они такого визита не ожидали. Сцена, конечно, как в столичном театре — похоть и пьянство, и тут приходит наша матушка, и желает увести их всех с собой. Орали так, что даже отец сверху пришёл и спросил — какие черти поддали им под задницы, а уж на этом этаже и вовсе все сбежались. Так вот Джейми никуда не пошёл, Рону она и не предлагала, а две девчонки — испугались, видимо, позабыли, что миледи-то уже не живая, в ноги бросились да с ней ушли. Наутро после того Рон и сбежал — подхватил своих ребят и был таков. Правда, сказал, что вернётся, но я думаю, это было преувеличение. И тело матушки мы сегодня похоронили — отец Мэтью предположил, что если её опустить в могилу, как положено, то это поможет. Так что проститься завтра сходишь в церковь. А если вдруг она снова будет стучать в дверь ночью — не вздумай отпирать. Никто из вас чтоб не вздумал — понятно? — сурово спросил Джон.

— Да что тут непонятного, — ответил Роб. — Подумать только! Наша леди-мать — и вот такое!

— Да, предположить подобное было невозможно, — ответил Джон. — Так вот, послушайте внимательно, все трое. Ночью дверей в покои не отпирать. На крики в коридоре тоже лучше не выходить. Зайти в комнату без разрешения она не сможет, поэтому — не разрешать входить, не называть по имени и не идти с ней ни в коем случае. Что бы она ни говорила и как бы ни просила или приказывала.

— А почему она ходит-то? Может, ей что-то надо? Ну там, на могилку отнести или ещё, — Катерина чуть было не рассказала, что, мол, у нас, если покойная родня снится, надо на кладбище ехать, а если веруешь — то идти свечку ставить за упокой души и просить, чтоб помянули во время службы.

— Да ничего ей не