Вот только ни на одной из платформ я не заметил человека с коляской. В туалете ни Тасио, ни моей дочери тоже не оказалось.

Наконец я сбежал по лестнице в подземный переход между платформами. И сразу их увидел. Тасио действительно покрасил волосы в черный цвет и отпустил бороду. Не знаю, как билетный кассир его узнал. В коляске спал белокурый мальчик с коротко стриженными волосами. Нет, не мальчик, а Деба: под натянутым до самой шеи одеялом скрывался костюм эгускилора.

Она была без сознания? Я не мог допустить мысли, что она мертва. Иначе зачем Тасио увозить ее на поезде из страны?

– Тасио, отойди от моей дочери и давай поговорим. – Я поднял руки, чтобы он видел, что я не вооружен.

– Она не твоя дочь. Когда я первый раз говорил с ней в парке в Лагуардии, то дал ей леденец. Я получил ее ДНК, а ты кинулся за мной и даже не заметил.

– Отличный спектакль. Я поверил, что ты Игнасио. Правда, не сразу – помнишь, я спросил тебя про работу в полиции? Но ты меня убедил. У тебя чертовски хорошо получилось его изобразить, – пробормотал я.

– Ты слышал? Она не твоя дочь, а моя племянница. У меня есть результаты ДНК-теста. Они подтверждают, что я ее дядя.

– Знаю.

– И тебе все равно, что в ней течет не твоя кровь, а моя? Ты не имеешь на нее никаких прав, мы с братом ее единственные родственники.

– Я знал это с первого дня ее жизни. Но ты ошибаешься: я ее растил, она носит мою фамилию, и у нее есть семья. Близкие, которые ее любят и защищают, а не те, кто ее похитил, усыпил, подстриг и пытался насильно увезти. Ты только что совершил похищение с отягчающими. Кроме того, как родственнику второй степени родства тебе грозит от двух до четырех лет тюрьмы и запретительный судебный приказ. Сомневаюсь, что после освобождения ты сможешь стать ее законным опекуном, потому что после сегодняшних событий лишишься этого права на срок от четырех до десяти лет. А поскольку ты намеревался вывезти ее из страны, тебе дадут по полной.

Я стоял с поднятыми руками в пяти метрах от Тасио и коляски, не решаясь подойти ближе. Я боялся, что он окажется быстрее и причинит вред моей дочери. Однако позади него, с другого конца туннеля, к нам бесшумно приближалась Альба с пистолетом в руке.

Я продолжал говорить:

– Или ты можешь отдать ее прямо сейчас и заявить в суде о раскаянии. Мы добьемся смягчения приговора. Вряд ли ты захочешь провести за решеткой хоть один лишний день, зная, что тебя там ждет. Как по-твоему, что с тобой сделают, когда станет известно, что ты похитил двухлетнюю девочку?

– Этого не произойдет, – отчеканил Тасио. – Ты не вооружен и не рискнешь подойти ближе. И ты отпустишь меня, если только…

– Никаких «если», – прошипела Альба ему на ухо. Без малейших колебаний она прижала дуло пистолета к его шее и обездвижила Тасио свободной рукой. – До конца своих дней ты не подойдешь к Дебе ближе, чем сейчас. Ты арестован за похищение несовершеннолетнего и покушение на убийство. Сантьяго Лопес де Айяла находится в крайне тяжелом состоянии. Молись, чтобы он прожил еще несколько лет и мог заботиться о своей правнучке.

* * *

Двери машины «скорой помощи» закрылись. Мы с Альбой сели по обе стороны от Дебы, каждый из нас держал ее за руку. Тасио отрезал светлые кудри малышки, и теперь Деба походила на маленького озорного мальчика и казалась чужой. Снотворное, которое дал ей Тасио, все еще действовало: наша дочь крепко спала.

– Ты все слышала? – спросил я у Альбы.

– Откуда тебе известно, что Деба не твоя дочь? Ты сделал тест ДНК, не сказав мне?

– Я бы никогда так не поступил. Ты ни разу не спрашивала, какая у меня группа крови. Вторая. После рождения у Дебы взяли кровь, стандартная процедура. У тебя вторая группа, а у нее третья. У твоего мужа была третья группа – я знал это, поскольку читал отчет о вскрытии. Я соврал тебе. Сказал, что у меня третья. Ты не хотела выяснять, кто отец, и я уважал твое решение.

– Кто еще знает?

– Дедушка, который, как известно, хитрее лисы. Я не мог скрыть это от него. Но когда я взял Дебу на руки, мы с ней сразу решили, что будем отцом и дочерью. И этого ничто не изменит, независимо от группы крови. Не знаю, поймешь ли ты когда-нибудь нашу с ней связь, точно так же, как я никогда не пойму, что чувствовала ты, вынашивая ее девять месяцев.

– А моя мама?

– Нет, Ньевес ушла в неведении. Тем лучше. Деба была ее внучкой, твоя мать считала меня биологическим отцом. Наши семьи тесно связаны, мы самые близкие для Дебы люди; не меняй этого сейчас из-за нескольких белковых цепочек. Это всего лишь ДНК, Альба. Я не позволю какому-то физическому параметру определять, кого мне следует любить и с кем делить свою жизнь.

– Не боишься, что Деба унаследовала психопатию от отца?

– До сих пор я не заметил никаких признаков. Она проявляет сочувствие, не манипулирует и спонтанно выражает свои эмоции, не притворяясь. Но если это когда-нибудь произойдет, она родилась в правильной семье, ты так не считаешь? Мать – в прошлом заместитель комиссара, отец – профайлер. Если кто-то и способен увидеть первые признаки и привить ей необходимые ценности, так это мы. Доктор Лейва поможет. Существуют программы по перевоспитанию детей-психопатов.

– Ты сказал «в прошлом»? – повторила Альба, поглаживая спящую Дебу по щеке.

– Я знаю, что рано или поздно ты уйдешь. И ты заслужила свой замок посреди моря виноградных лоз. Деба тоже заслуживает спокойной жизни. Здесь ей прохода не дадут, после того как ее фотография облетела весь город. Вам обеим лучше вернуться в Лагуардию.

– Это разделит твою жизнь надвое. Тебе необязательно растить ее как свою, если не хочешь.

– Ты в своем уме? – разозлился я и сжал руку Дебы сильнее, чем следовало. – Что бы ни случилось, мы трое связаны красной нитью.

Но правда заключалась в том, что ни красная нить, ни эгускилор не смогли защитить самых дорогих мне людей.

Дома меня ждал костюм охотника на зомби, который я так и не успел надеть в тот злополучный Хэллоуин. Я был вынужден и дальше разыгрывать спектакль перед дочерью, делая вид, что ее отец носит на спине мешок