Тот посмотрел на него и пожал плечами.

— Я вам напомню, если вы забыли: на вас были джинсы, голубая рубашка, под ней зеленая фирменная футболка с символикой Кирмеса и светло-коричневые ботинки.

— Какое это имеет отношение к делу? — спросил адвокат.

— Вот, смотрите! — Боденштайн по-прежнему не обращал внимания на реплики Андерса. Он вынул из папки распечатанные копии картин Тиса и положил их одну за другой перед Лаутербахом. — Эти картины нарисовал Тис. Он был очевидцем обоих убийств, и вот это все — его свидетельские показания. — Как вы думаете, кто это? — спросил он, ткнув пальцем в одну из фигур.

Лаутербах посмотрел на картины и пожал плечами.

— Это вы, господин Лаутербах. Вы целовались со Штефани Шнеебергер перед сараем, а потом вы имели с ней секс.

— Нет… — пробормотал Лаутербах, побелев. — Нет-нет, это неправда, поверьте мне!

— Вы были ее учителем, — продолжал Боденштайн. — Штефани находилась в положении зависимости от вас. То, что вы сделали, является уголовно наказуемым деянием. Когда вы это осознали, вы поняли, что Штефани представляет собой серьезную угрозу для вас, потому что может проболтаться. Учитель, который спит со своей несовершеннолетней ученицей, — это был бы конец вашей карьеры.

Грегор Лаутербах покачал головой.

— Вы убили Штефани, бросили домкрат в навозную яму и пошли домой. Там вы во всем признались своей жене, и та посоветовала вам держать язык за зубами. Ваши расчеты оправдались. Но не совсем. Полиция и в самом деле приняла Тобиаса за убийцу, его арестовали и осудили. Осталась лишь одна маленькая проблема: труп Штефани исчез. Кто-то видел все, что произошло между вами и Штефани.

Лаутербах все еще качал головой как заведенный.

— Вы предположили, что это был Тис Терлинден. Чтобы заставить его молчать, ваша жена — лечащий врач Тиса — запугивала его и накачивала сильнодействующими транквилизаторами и наркотиками. И все шло гладко. Одиннадцать лет. Пока Тобиас Сарториус не вышел из тюрьмы. Вы узнали от своего знакомого, Андреаса Хассе, сотрудника отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями, о том, что мы заинтересовались этим делом. И вы попросили его выкрасть из дела соответствующие протоколы допросов.

— Это неправда, — хриплым шепотом произнес Лаутербах. На лбу у него блестели капли пота.

— Нет, правда, — вступила Пия. — Хассе уже во всем признался и был уволен со службы. Кстати, если бы вы этого не сделали, вы бы сейчас здесь не сидели.

— Послушайте, я не понимаю, что происходит! — вмешался доктор Андерс. — Даже если бы мой мандант и спал со своей ученицей — срок давности за это уже давно истек.

— Но не за убийство.

— Я не убивал Штефани!

— Почему же вы уговорили господина Хассе уничтожить протоколы допросов?

— Потому что… потому что я… я не хотел, чтобы мое имя склоняли на всех углах… — Он так вспотел, что пот уже струился у него по щекам. — Я могу попросить глоток воды?

Николь Энгель молча встала, вышла из комнаты и через минуту вернулась с бутылкой воды и стаканом. Поставив все это перед Лаутербахом, она опять села. Лаутербах отвинтил пробку, налил полный стакан и залпом выпил.

— Где Амели Фрёлих? — спросила Пия. — И где Тис Терлинден?

— Откуда я могу знать?

— Вы знали, что Тис все видел, — продолжала Пия. — Кроме того, вам стало известно, что Амели интересовалась теми сентябрьскими событиями тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Они оба представляли для вас серьезную опасность. Сама собой напрашивается мысль о том, что вы причастны к их исчезновению. В тот момент, когда пропала Амели, вы и Терлинден были именно там, где ее видели в последний раз.

В ярком свете неоновых ламп Лаутербах был похож на зомби. Его лицо блестело от пота, он нервно тер ладони о ляжки, пока адвокат не взял его за локоть.

— Господин Лаутербах… — Боденштайн встал и, опершись ладонями на стол, подался вперед. Его угрожающий тон произвел нужное действие. — Мы сравним вашу ДНК с ДНК, обнаруженной во влагалище Штефани Шнеебергер. Если они совпадут, вам придется отвечать перед законом за совращение несовершеннолетней — что бы тут ни говорил ваш адвокат о сроке давности! Вопрос о вашем дальнейшем пребывании на посту министра культуры становится чисто риторическим. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы предстали перед судом. Можете даже не сомневаться! Что с вами сделает пресса, когда узнает, что из-за вашего молчания молодой человек, к тому же ваш бывший ученик, просидел десять лет в тюрьме, будучи невиновным, — это, я надеюсь, вам объяснять не надо!

Он умолк, предоставив Лаутербаху как следует прочувствовать смысл сказанного. Тот дрожал всем телом. Чего он, интересно, боялся больше — возможного наказания или общественной казни через всеобщую огласку?

— Даю вам последний шанс, — произнес Боденштайн спокойным голосом. — Я готов отказаться от передачи материалов по вашему делу в прокуратуру, если вы поможете нам отыскать Амели и Тиса. Подумайте об этом и посоветуйтесь с вашим адвокатом. А мы пока сделаем перерыв. На десять минут.

* * *

— Скотина! — произнесла Пия, с ненавистью глядя на Лаутербаха сквозь зеркальное стекло. — Это его рук дело. Это он убил Штефани. А теперь добрался и до Амели, я уверена!

Им не было слышно, о чем Лаутербах говорил с адвокатом, потому что доктор Андерс настоял на том, чтобы они выключили микрофон.

— Вместе с Терлинденом… — Боденштайн задумчиво потер лоб и отпил глоток воды из стакана. — Но откуда он мог узнать, что Амели что-то раскопала?

— Представления не имею. — Пия пожала плечами. — Может, Амели рассказала о картинах Терлиндену? Да нет, вряд ли.

— Я тоже так думаю. Не хватает еще одного звена. Должно было произойти что-то такое, что испугало Лаутербаха.

— Может, Хассе? — подала голос Николь Энгель.

— Нет, он ничего не знал о картинах, — возразила Пия. — Мы же нашли их, когда его уже не было.

— Хм. Тогда действительно не хватает одного звена.

— Минутку, — сказал Боденштайн. — А как насчет Нади фон Бредо? Она присутствовала при изнасиловании Лауры. И изображена на одной из картин со Штефани и Лаутербахом, на заднем плане.

Николь Энгель и Пия вопросительно посмотрели на него.

— А что, если она все это время была во дворе? Она не поехала с парнями прятать Лауру. И она знала о картинах. Ей рассказал о них Тобиас!

Энгель и Пия одновременно поняли, что имеет в виду Боденштайн. Возможно, Надя фон Бредо шантажировала Лаутербаха и заставила его действовать.

— Пошли! — Боденштайн бросил пластмассовый стаканчик в мусорное ведро. — Этим мы его и прижмем.

* * *

Вода прибывала. Сантиметр за сантиметром. В последних отблесках дневного света Амели увидела, что она была уже на уровне третьей ступеньки. Ее попытка остановить доступ воды в помещение с помощью толстого шерстяного одеяла не увенчалась успехом: его вскоре смыло напором. Теперь в подвале опять царила кромешная тьма, но она слышала непрекращающийся шум воды. Она попробовала высчитать, когда вода достигнет верха полки, но у нее ничего не получилось. Тис лежал рядом с ней, она чувствовала, как поднимается и опускается его грудь. Время от времени он надсадно кашлял. У него явно была температура, об этом говорила его горячая кожа. Холод и сырость в этой дыре доконают его. Амели вспомнила, что, когда они в последний раз виделись с ним, он уже выглядел больным. Как он это все перенесет? Он же такой чувствительный! Она несколько раз пыталась заговорить с ним, но он не отвечал.