Едва только Салли и я остановились в проходной комнатке, где хранились игрушки, как из-за кухонной двери показалась голова миссис Нортон. Салли стояла, поднеся руку ко рту. Увидев сиделку, она убрала руку и твердым голосом сказала ей через гостиную и столовую:

– Дайте им несколько минут.

Голова миссис Нортон исчезла. Мы стояли, омываемые светом из эркера. Я спросил:

– Часто у нее такие боли?

– Был еще один приступ, пока я у нее сидела.

– Не надо ли позвонить врачу?

– Я звонила.

– И что он сказал?

– Он считает, ей пора ехать в больницу. Сказал, чтобы миссис Нортон сделала ей укол.

– Похоже, этот укол слабо подействовал.

– Она не сделала его. Чарити не позволила. Вот почему миссис Нортон была огорчена.

– Поступая так, как считает “правильным”, она страшную тяжесть взваливает на остальных.

Заботливая, трезвая Салли, чьи худые плечи поднялись из-за нагрузки на костыли, чьи ключицы выглядели исхудалыми и хрупкими, чье лицо было собрано в гримасу вековечного скорбного приятия, которая все определенней становится его основным выражением, сказала:

– Она говорит, главное, о чем она печется, это избавить всех остальных. Особенно Сида. Говорит, если она позволит ему отвезти ее в больницу, ему придется признать, что это конец, и он рассыплется. Ты с ним разговаривал. Думаешь, она права?

– Не знаю. Может быть. По крайней мере он бы не чувствовал, что его исключили.

– Она хотела занять его чем-нибудь физическим. Сказала, ему легче будет примириться, если он узнает потом, задним числом. Сказала, он так зависим и в таких расстроенных чувствах, что даже взглянуть на нее не может спокойно. Плачет. Она хотела, чтобы этот пикник стал последним прощанием, хотела побыть на нем такой, какой все ее помнят. Потом через день или два, может быть, прямо на следующее утро, послать Сида по какому-нибудь делу и тихонько уехать.

– Предусмотрительно, – сказал я. – Разумно ли? Не уверен.

– О, это все пошло насмарку. Она поняла, что у нее нет сил для пикника, и поэтому решила отправиться сегодня же. Но он догадался, и теперь все происходит так, как она не хотела.

– Но она все равно намерена его исключить.

– Похоже, – согласилась Салли. – Мне бы хотелось…

– Чего?

Но она не была готова дать мне знать, чего бы ей хотелось. Вместо этого она сказала:

– Оказывается, она уже два дня ничего не ест. Прячет еду, которую приносит миссис Нортон, а потом спускает в уборную.

Я задумался.

– То есть она начала за два дня до нашего приезда? Странно.

– Она ожидает, что это займет некоторое время, может быть, неделю.

– И при этом она действительно собиралась на пикник? Держа голодовку? Казалось бы, она должна была постараться сохранить для праздника силы.

Салли сделала движение руками – как бы развела ими, не выпуская костылей.

– А как ты сама? – спросил я. – Не изнемогаешь? Представляю, каково тебе пришлось.

– Нет, я – ничего.

Ее вид это подтверждал: опечалена, но не раздавлена.

– Как ты думаешь, что они сейчас там делают?

– Надеюсь… – сказала Салли. – Надеюсь, продолжают делать то, что делали, когда мы выходили. Обнимают друг друга.

Ее глаза заблестели, вдруг наполнившись слезами.

– Тебе не кажется, – спросил я, – что она могла бы все-таки позволить ему отвезти ее в больницу? Если она старается избавить его, спасти от худшего, то она делает это самым жестоким способом.

Она не обращала внимания на слезы, которые текли по щекам. Только взглянула на меня, беспомощно пожала плечами и покачала головой.

– Она самая меднолобая женщина на свете.

– Ларри, она умирает!

– По компасу.

На это Салли никак не отозвалась. Она горестно смотрела сквозь полукруглое окно эркера на яркий день.

– А ты поступила бы так? – спросил я. – Если будешь умирать раньше меня, я получу доступ к твоим последним часам?

Прежде чем она могла ответить, в коридоре раздались быстрые твердые шаги. Мимо, не видя нас, прошел Сид. После паркета его подошвы простучали по сланцевой плитке перед камином, а затем умолкли на ковре столовой. Распахнулась кухонная дверь, его силуэт выступил на фоне света с той стороны дома, и дверь, качнувшись, закрылась. Салли передвинула один костыль и оперлась на него так, что смогла положить пальцы на мою руку. Мы стояли, пока из кухни не вышла миссис Нортон и торопливо не направилась в спальню.

– Я стараюсь все время помнить, что надо прощать ей то, над чем она не властна, – сказала Салли. – Мы все разные. Ты не такой зависимый, как он. Я не такая сильная, как она. Мне не надо тебя защищать. – Ее голос почти иссяк. – Да я и не могла бы.

Мы стояли. Наконец я спросил:

– Когда они приедут?

– Сказали, будут здесь примерно в четыре пятнадцать, после того как вы с Сидом уедете на холм.

Мои часы показывали без десяти четыре.

– Когда вы вернетесь?

– Не знаю. Вероятно, мы после того, как ее положат, поужинаем там, а потом пойдем ее навестим. Если станет слишком поздно, может быть, там переночуем. Я позвоню и дам тебе знать.

– Мы будем на пикнике.

– До какого времени? До девяти примерно?

– Как минимум.

– Задержи его – чем дольше, тем лучше. Погуляй с ним потом. Он всегда любил поздние прогулки с тобой.

– Насколько я его знаю, сегодня он если захочет гулять, то скорее один. Не ручаюсь даже, что он на пикнике появится.

– В общем, побудь с ним, если получится. Я позвоню сюда, а если никто не возьмет трубку, дам знать через Моу. Или, может быть, вернусь еще до вас.

– В этом случае как ты ляжешь спать?

– Миссис Нортон.

– Не слишком приветливая помощница.

– Нет, она ничего. Просто ее расстраивает, что Чарити не хочет, чтобы с ней обращались как с пациенткой. Я ей такой неприятности не доставлю.

Мы обменялись подобием улыбки. Я сказал:

– Итак, у каждого будет кто-то, о ком следует позаботиться.

– У тебя самый трудный подопечный.

– Твоя тоже не из легких.

– Мы будем втроем. И она так храбро держится, что я испытываю гордость. Это привилегия в некотором роде.

Ее рука с костылем двинулась вверх, и прежде, чем наклонить лицо для поцелуя, она вытерла щеку костяшкой пальца.

– Побудь с ним, – повторила она. – Постарайся с ним погулять. Заставь его забыть про ее отъезд. Если надо, останься у него на ночь или приведи его в гостевой дом. На другой кровати постелено.