молот, когда не смог победить голыми руками, и даже так проиграл. Значит, Бурхан слаб и недостоин поклонения.

Сила и бесстрашие — вот добродетели, передававшиеся из поколения в поколение в обществе зеленокожих воителей. Демонстрация слабости подорвала едва начавшую крепнуть веру, которая прежде придавала аватару сил. Бурхан это почувствовал и зашатался, словно от усталости. Ему уже случалось проигрывать битвы и поединки, но никогда прежде при своих свирепых детях. И он ужаснулся последствиям.

Человеческий отряд, зажатый орочьей ордой в тиски, напротив приободрился. Когда герцог отправлял их со странным монахом, то произнес длинную речь.

— Мои верные слуги! — сказал тогда он. — Я вверяю вас этому божьему человеку. Он принесет мне, да и вам тоже, такую славу, которая позволит мне и, наверное, вам попасть на небеса. Да, некоторые попадут на небеса сразу, еще во время похода, зато остальных ждут почет и богатство. Особенно меня. Идите же и не посрамите своего герцога. Я очень надеюсь на ваш успех.

Кто же мог догадаться, что новый командир приведет их прямо в пасть дракона. Маленькая армия сильно поредела от дезертирства, как только стало ясно, что путь лежит в орочьи владения. Остались лишь те воины, для которых слова «присяга» и «честь» еще что-то значили. Солдаты до последнего надеялись, что нужно просто пройти мимо владений зеленокожих, и старательно делали вид, что так и делают. И все равно люди опасались, что их начнет рвать на части озверевшая орочья толпа, едва разведчики донесут вожаку о человеческом отряде.

Когда монах привел их сюда и сразу бросил вызов вождю орков, рыцари приуныли окончательно. Их всех непременно втопчут в землю, как только голова человека расплющится от тяжести орочьего оружия, но бежать было некуда. Теперь ситуация поменялась.

— Молитесь, братья! — бросил клич один из благородных ветеранов. — Может, еще сумеем спастись.

— Кому молиться-то? — раздались голоса воинов. — Боги давно глухи к нашим молитвам!

Население герцогства издавна не отличалось благочестием. Местные храмы даже по праздникам наполнялись едва ли на десятую часть от вместимости. Жрецы часто ходили в обносках, а пожертвований порой не хватало на ремонт протекающих крыш. Боги многие поколения назад перестали отвечать на мольбы смертных, и если кто еще и ходил им поклониться, то скорее потому, что так заведено.

— А хоть бы и ему! — служивый махнул рукой на остатки веры в старых богов и во всю глотку заорал. — Славься Михель Всемогущий!

— Славься! — поддержал его нестройный хор.

Затем военная привычка приветствовать командиров хором дала о себе знать, и все людское воинство разом прокричало: «Славься Всемогущий!»

Слыша это, орки, стоящие неподалеку, начали перешептываться рычащими голосами. Кто-то, знающий всеобщий, перевел сородичам смысл.

Бурхан почувствовал страшное, когда ноги перестали его держать. Он слабел и слабел, а в глазах потемнело, и уже в падении до его ушей донесся нестройный, но нарастающий гул его детей: «Славься Всемогущий!»

* * *

— Он что, сам умер? — спросил монах, застыв в боевой стойке возле бездыханного тела. — Может, с сердцем плохо?

— Ох, ты ж мой сердобольный. Еще вылечить его попробуй! — с иронией откликнулся Лю. — Брось, это же аватар. Был. У них никогда не бывает проблем со здоровьем, если это не боевое ранение. Только что произошло такое, за что я еще, наверное, схлопочу от босса. В конце концов, это же был мой план.

— Что стряслось-то?

— Он действительно умер! — бас Лю прозвучал как-то чересчур глухо и монотонно. — Не вернулся в свое царство, а попросту исчез. Тело тут, а духа нет. Нигде нет! Я уже проверил. Ты вообще понимаешь, что это значит?! А еще очень жалко, что он ничего не успел объяснить. Теперь придется ловить еще какого-нибудь аватара, а их не так много осталось.

Между тем зрители подозрительно зашумели, а их кольцо сузилось настолько, что Михелю стало не по себе.

— Как-то забыл уточнить, — спросил он мысленно у Лю, — я по плану должен был сразу бежать или пытаться убить столько орков, сколько успею?

— Вообще, конечно, они сейчас должны быть немного заняты борьбой за место нового вождя, но какой-то интерес к тебе все же остался, — смутился жахани. — Постарайся выжить. Ты мне еще нужен на Лумее.

— Лучший совет в моей жизни после того, как настоятель посоветовал приглядывать за новыми друзьями, — процедил сквозь стиснутые зубы монах, вспомнив, как его чуть не сожрали живьем в племени Аггрха.

Человек огляделся и с удивлением обнаружил, что к нему направляются не только зеленокожие, но и его собственный отряд. Люди опередили орков и шагах в двадцати дружно преклонили колени перед Михелем, сняли шлемы, склонили головы и прижали кулаки к груди. Они громко запели молитву, некогда обращаемую к человеческим богам. Не все из них хорошо знали текст, но все старались.

Архаичные слова звучали торжественно. Михель знал эту молитву: ее вдалбливают в головы всем человеческим детям. Он знал ее, но всегда молился только Вседержителю пока не утратил веру. Теперь он не понимал, что происходит, и чувствовал себя одновременно странно, неловко и глупо.

— Подпевать будешь? — ехидно спросил Лю.

— Меня, вроде бы, не собираются убивать.

— Вот и славно, подыграй им тогда, что ли.

Орки шли не слишком уверенно, поэтому и отстали. Для них было странно, что нужно поклониться инородцу, хоть он и победил самого Бурхана. Разношерстная толпа — посмотреть на бой собралось много племен — запрудила все поле. Разного роста и оттенка кожи, кто-то в стальных латах и с хорошо выкованными топорами, молотами и мечами, а иные только в набедренных повязках и с простыми дубинами вместо оружия. Но у всех них была одна цель: воздать почести своему новому богу, честно добывшему в поединке право вести за собой племена. Как это принято у орков от начала времен.

Зеленокожие смешались с людьми, теперь видя в них единоверцев, но падать ниц не спешили. Орочья традиция требовала другого, и батыры зарычали, потрясая оружием.

— Славься! — на орочьем и человеческом сотрясло долину.

— Никогда бы не поверил, если бы сам не видел все твоими глазами, — восхищенно прокомментировал Лю.

Человек стоял со спиной прямее натянутой струны. Полы его истрепанного одеяния шевелил ветер, и он не знал, что теперь делать. Жахани уловил эту неуверенность.

— Слушай, только не вздумай сейчас начать проповедь про Небесного отца. Нам эта армия пригодится, а своими бреднями ты оставишь их вообще без веры. Подыграй ребятам, говорят тебе. Видишь, как они тебе радуются? Нет-нет, петь не надо! Я же пошутил!

— Богохульство, — пробормотал Михель, чувствуя, как начало саднить правое ухо.

Человек машинально протянул руку