Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я и не рассчитывал на подобное выражение признательности, – устало отозвался дрон.
Циллер удивленно оглянулся, махнул рукой, отгоняя манипулятор-поле со спины, продул ноздри, пригладил мех на лице и спросил:
– Вы расстроились, что ли?
Аура дрона снова налилась серым.
– Конечно расстроился! Вы чуть не погибли! Вы же всегда избегали подобных экстремальных развлечений и относились к ним с неприкрытым презрением. Что с вами стряслось?
Циллер отвел взгляд. Он заметил, что жилет на нем порван. Тьфу ты, трубка осталась дома! Он огляделся. Мимо текла река, над ней порхали огромные насекомые и птицы, пикировали к воде, закладывали виражи в воздухе. На дальнем берегу какая-то огромная тварь раскачивала стонущую фрактальницу. В кроне высокого дерева затаился мохнатый зверек с длинными конечностями и здоровенными ушами, с любопытством глядя на челгрианина.
– Что я здесь делаю? – выдохнул Циллер, качая головой.
Он поднялся, морщась от боли; дрон услужливо вытянул манипулятор-поля´, чтобы Циллер мог на них опереться, однако на помощи не настаивал.
– Что теперь, композитор?
– Поеду домой.
– Правда?
– Да, правда. – Циллер отжал воду из шерсти, коснулся уха, в котором обычно носил серьгу-терминал, поглядел на реку, вздохнул и перевел взгляд на Терсоно. – Где тут ближайший портал подземки?
– О, у меня неподалеку аэролет, на случай если вам не…
– Аэролет? На нем же целую вечность тащиться.
– Ну, это скорее небольшой космолет.
Циллер вздохнул, свел брови и выпрямился. Дрон отлетел в сторонку. Челгрианин расслабился и пробормотал:
– Ладно.
Чуть погодя между деревьями, нависшими над рекой, мелькнул серебристый овал, свернул к песчаной отмели и почти мгновенно остановился в метре от Циллера. Камуфляжное поле выключилось. В черном гладком корпусе летательного аппарата откинулась боковая дверца.
Циллер с подозрением посмотрел на автономник и буркнул:
– Только без фокусов.
– Да я вовсе не…
Он шагнул на борт.
За окнами бушевала метель, снежные вихри кружили, сплетаясь в узоры и складываясь в смутные очертания. Он смотрел вдаль, туда, где высились горы на далекой городской окраине, но снег, кружащий в полуметре от глаз, то и дело манил своим мимолетным непостоянством, отвлекая от мыслей о будущем.
– Ты пойдешь?
– Не знаю. Из вежливости надо бы не идти, чтобы успокоить Циллера.
– Верно.
– Однако какой смысл в вежливости, если вечером почти все присутствующие погибнут, а моя смерть и без того гарантирована?
– Поведение людей перед лицом смерти раскроет их истинную сущность, Квил. Ты поймешь, чего стоит их вежливость, и, может быть, оценишь их храбрость…
– Гюйлер, избавь меня от нотаций.
– Прости.
– Я мог бы остаться здесь, в апартаментах, посмотреть концерт или заняться чем-нибудь еще. А мог бы стать одним из четверти миллиона зрителей, присутствующих на исполнении симфонии Циллера. Я могу умереть в одиночестве – или же окруженный другими.
– Ты умрешь не в одиночестве, Квил.
– Да. Но ты, Гюйлер, возродишься.
– Возродится тот, кем я был до отбытия на это задание.
– Ну и что? Надеюсь, ты не сочтешь проявлением чрезмерной слабости с моей стороны, если я скажу, что смерть имеет для меня куда большее значение, чем для тебя.
– Нет, конечно.
– По крайней мере, музыка Циллера отвлечет меня на пару часов. Лучше умереть в финале уникального концерта, осознавая свою сопричастность к заключительной и самой впечатляющей ноте, чем испустить дух за столиком кафе или здесь, на полу, где меня утром и обнаружат.
– Бесспорно.
– И вот еще что. Разум-Концентратор намерен лично заняться всеми атмосферными спецэффектами, не так ли?
– Да. Ходят слухи о полярных сияниях, метеоритных дождях и так далее.
– Значит, если Концентратор будет уничтожен, то в Чаше наверняка произойдет нечто катастрофическое. Если Циллера там не окажется, он, скорее всего, уцелеет.
– А тебя это устраивает?
– Да. Я хотел бы, чтоб он остался жив.
– Квил, он мало чем лучше предателя. Ты жертвуешь собой ради Чела, а ему на всех нас наплевать. Ты совершаешь величайшее самопожертвование, а он всю жизнь только тем и занят, что ноет, убегает от трудностей, купается в лучах славы и всеобщего обожания и как может себя развлекает. По-твоему, он заслуживает спасения, а ты – нет?
– Да, заслуживает.
– Этот сучий выродок заслуживает… Ладно. Квил, прости. Я по-прежнему считаю, что ты не прав. Но ты прав во всем остальном, когда рассуждаешь о том, что случится вечером. Это гораздо важнее для тебя, чем для меня. Надеюсь, я хоть немного облегчу твою участь тем, что не стану удерживать приговоренного к смерти от исполнения его последнего желания. Иди на концерт, Квил. А я удовольствуюсь тем, что твое появление разозлит этого самодовольного ублюдка.
– Кабе? – проговорил отчетливый голос из терминала хомомданина.
– Да, Терсоно.
– Я уговорил Циллера вернуться к себе в апартаменты. Однако по незначительным признакам можно предположить, что он склонен изменить свое решение. С другой стороны, мне только что сообщили, что Квилан будет присутствовать на концерте. Может быть, вы окажете мне – нам всем – огромнейшее одолжение и попробуете убедить Циллера все-таки пойти на концерт?
– Вы считаете, что мои уговоры возымеют хоть какой-то эффект?
– Нет, конечно.
– Гм. Минуточку, пожалуйста.
Кабе с аватаром стояли у основной арены; вокруг парили дронотехники, а музыканты спускались со сцены после заключительной репетиции. Хоть Кабе на ней присутствовал, но слушать не стал; три наушника транслировали в уши шум водопада.
Музыканты – в составе оркестра были и чужаки, и представители человеческой расы, многие из которых выглядели очень странно, – вернулись на отведенное им место для отдыха, встревоженно переговариваясь. Их взволновало то, что репетицией дирижировал один из аватаров Концентратора. Аватар изображал Циллера вполне убедительно, хотя без излишней вспыльчивости и без пристрастия к крепким словечкам и замысловатым проклятиям. Кабе подумалось, что музыканты, возможно, и предпочли бы более уравновешенного дирижера, но, похоже, их действительно беспокоило возможное отсутствие композитора на премьере.
– Концентратор? – окликнул Кабе.
Сереброкожий аватар в строгом сером костюме обернулся: