Не добившись желаемых результатов, судьи снова грозили Винченцо пытками.

Когда его снова вели в темницу, в одном из коридоров мимо них торопливо прошел человек, почему-то обративший на себя внимание Винченцо. Глядя ему вслед, он вдруг понял, что снова видит таинственного монаха с развалин крепости Палуцци. От невероятности подобной встречи он даже растерялся, а когда пришел в себя, тот уже был далеко в конце коридора. Винченцо попробовал окликнуть его, но монах скрылся в одной из дверей.

Устремившийся было за ним Винченцо был грубо остановлен стражем. Когда же юноша спросил у него, кто был этот человек, тот в недоумении справился, о ком он говорит.

— О том, кто только что прошел мимо нас, — взволнованно сказал Винченцо.

— Вы не в себе, синьор, — ответил страж. — Я никого не видел.

— Но он прошел совсем рядом, — настаивал Винченцо. — Я видел его, как вижу тебя сейчас, а полы его сутаны задели меня. Он инквизитор? Говори!

Страж изобразил на своем лице недоумение. Но от юноши не ускользнуло, что страж сильно напуган, и он прекратил дальнейшие расспросы.

Минуя бесконечные коридоры с таинственными входами и выходами и множеством куда-то ведущих плотно запертых дверей, у одной из них он услышал странные звуки, напоминающие приглушенные крики или стоны.

— Что это за звуки? Они разрывают мне сердце, — взволнованно спросил он стража.

— Еще бы, синьор, — как-то загадочно ответил тот.

— Откуда они? — переспросил Винченцо, чувствуя, как дрожь пробегает по его спине.

— Из камеры пыток, — коротко ответил страж.

— О Боже милосердный! — невольно вырвалось у юноши, и этот возглас был похож на стон.

Он ускорил шаги, минуя страшную дверь, а страж даже не стал его останавливать. Ведь он точно выполнил указания своих старших — провести Винченцо именно здесь, где слышны стоны тех, кого пытают. Они должны были напомнить строптивому заключенному, что ждет его, если он и далее будет упорствовать.

В тот же вечер Винченцо в его темнице посетил человек, которого он доселе никогда не видел. На вид ему было около сорока или, возможно, пятидесяти лет. Он был серьезен, с внимательным взглядом, вел себя сдержанно и ничем не вызывал у Винченцо опасений. Однако когда он назвал себя и сообщил о цели своего визита, это показалось Винченцо не только странным, но и насторожило его. Он тоже был узником инквизиции, но выдвинутые против него обвинения, по его словам, были столь несущественны, что ему была оставлена некоторая свобода. Узнав об участи, постигшей Винченцо, он попросил разрешения навестить его. Побудило его к этому сострадание и желание своим сочувствием и советом облегчить его состояние.

Пока он говорил, Винченцо пристально следил за ним и подозрения его возрастали. Но он благоразумно постарался скрыть их от собеседника, который тем временем втянул его в беседу. Ответы Винченцо были сдержанны и кратки, но даже наступившие затем длительные паузы не обескуражили гостя. Среди прочих тем он коснулся также религии.

— Меня обвинили в ереси, — признался он, — и я теперь сострадаю всем, кто оказался в моем положении…

— Значит, меня тоже обвиняют в ереси? — не удержавшись, прервал его Винченцо. — В ереси? — повторил он удивленно.

— Мои клятвы в том, что я не виновен, не помогли мне, — словно не слыша, продолжал незнакомец. — Меня подвергли пыткам. Муки были невыносимыми, и я признался…

— Прошу прощения, синьор, что прерываю вас, — снова не выдержал Винченцо, — но если вас подвергли столь страшным пыткам за самую малую, как вы говорите, провинность, то что же ждет того, чьи проступки суд сочтет более серьезными?

Незнакомец, казалось, был смущен таким вопросом.

— Мои проступки были незначительны, — снова повторил он, не зная, как ответить.

— Разве священный трибунал считает ересь незначительным проступком?

— Степень моей вины была столь незначительна… — снова повторил незнакомец, и лицо его покраснело от раздражения. — Меня лишь заподозрили…

— Следовательно, для священной инквизиции существует ересь большая и ересь малая? — добивался ответа Винченцо.

— Я чистосердечно признал свою вину, — наконец пришел в себя незнакомец и повысил голос, — и мне было даровано прощение. После незначительного наказания я буду отпущен и, возможно, через несколько дней покину тюрьму. Но прежде чем уйти отсюда, я счел своим долгом помочь товарищам по несчастью всем, чем могу. Если вы хотите известить родных или друзей, где вы находитесь, не опасайтесь назвать их имена, и я передам им от вас весточку…

Последние слова он произнес, понизив голос, словно опасался, что их могут услышать. Винченцо молча изучал лицо своего незваного гостя. Для него было чрезвычайно важным дать знать родителям, где он находится, однако он не верил в искренность своего неожиданного доброжелателя. Что же кроется за этим визитом, думал он. Он знал, что камеры узников инквизиции нередко посещают ее осведомители. Выказав сочувствие и симпатию, они располагают несчастных к откровенному разговору, чтобы потом использовать это против тех, кто доверился им, или же против их родных и друзей, чьи имена были неосторожно названы.

На суде Винченцо уже рассказал, кто его родители и где проживают, так что ничего нового он не дал бы в руки инквизиции. Но сам факт того, что он пожелал воспользоваться тайными услугами, чтобы передать весточку домой, может обернуться против него. Эти соображения, недоверие к своему визитеру и его странное поведение побудили юношу отказаться от его помощи. Он лишь поблагодарил его, и тот весьма неохотно покинул камеру. На прощание он, однако, сказал, что, если непредвиденные обстоятельства задержат его в тюрьме дольше, чем он рассчитывает, он будет просить разрешения навестить Винченцо еще раз.

Прошло несколько дней, но Винченцо более ничего не слышал о своем новом знакомом. За это время его еще раз вызвали на допрос, окончившийся столь же безрезультатно, как и прежние два. Затем прошли три долгие и томительные недели одиночества, неопределенности и тяжелых раздумий, прежде чем он был вызван на свой четвертый допрос. На этот раз в судебном зале было многолюдно и царила какая-то зловещая торжественность.

Поскольку Винченцо упорно отказывался признать себя виновным, а новых улик против него не было, это никак не могло удовлетворить судей. Поэтому было решено, что по истечении трех часов он будет подвергнут особому допросу. А пока его снова препроводили в темницу. Эти часы ожидания были истинным наказанием для бедного юноши. Он знал, что его ждет, готовился к этому, но отчаяние не раз охватывало его, пока он беспокойно ходил по мрачной холодной темнице, пытаясь сохранить достоинство, не утратить мужество, выдержку и смелость, черпая силы в сознании своей полной невиновности.

Было уже за полночь, когда послышались шаги за дверью и чьи-то голоса. Он понял, что за ним пришли. Загремел засов, дверь отворилась, и вошли двое в черных одеяниях. Он понял, что его поведут в камеру пыток. Вошедшие молча накинули на него нечто похожее на темный плащ и вывели из темницы.