— Поэтому ты и убил Алехандро? — глухим голосом спросил Бретт.

— Си! — с гордостью произнес Карлос. — Он не давал мне денег после смерти отца. А когда я захотел жениться на Сабрине, заупрямился. После твоего отъезда он мог бы заставить ее, но не стал этого делать. — « Лицо его исказилось. — Он был мягкотелым дураком, и тогда я решил, что он должен умереть и тогда я стану хозяином Ранчо дель Торрез!

Карлос опять перевел взгляд «а Сабрину, и Бретт испугался. Изо всех сил пытаясь отвлечь его внимание от жены, он крикнул:

— Ты дурак, Карлос! Разве такому, как ты, ранчо по плечу? В тебе нет ни силы, ни ума! Ты же трус!

Слова Бретта возымели действие. Карлос забыл о Сабрине.

— Увидишь, гринго, увидишь, — не помня себя от ярости, пробормотал он. — Идем во двор и там посмотрим, как ты будешь кричать, когда я докажу тебе, что дурак — ты.

Бретт вздохнул с облегчением. Если он уведет Карлоса во двор, то наверняка заставит его совершить какую-нибудь ошибку.

Стараясь не очень спешить, Бретт двинулся к двери, ожидая, что Карлос нападет на него сзади. Ничего подобного. Он чувствовал, как Карлос идет совсем рядом, приставив револьвер к его спине. У порога Карлос остановился и взял лампу, которую Сабрина зажгла перед его приходом.

На крыльце Бретт оглянулся на него, но Карлос приказал ему идти дальше. Бретт стал медленно спускаться по лестнице. В нескольких ярдах от дома они оба остановились. Карлос странно улыбался. В его лице появилось что-то дьявольское.

— Ты готов, гринго?

Не понимая, что он делает, Бретт кивнул. По крайней мере, Сабрина вне опасности.

— Тогда смотри, как будет умирать твоя жена!

Безумие удвоило силы Карлоса, и он с размаху швырнул лампу в дверь.

Она, конечно, разбилась, вокруг заплясали маленькие язычки пламени, и Бретт едва не лишился рассудка, поняв, что задумал Карлос. Сабрина должна была сгореть в доме, а он должен был смотреть, как умирает его жена. Потом Карлос пристрелит и его тоже. В бессильной ярости он смотрел, как огонь разгорается, становится сильнее, бросается, как голодный, на деревянные стены. Еще несколько минут, и огонь проникнет в гостиную.

Бретт забыл о себе. Зачем ему жизнь, если в огне погибнут его жена и еще неродившийся ребенок, и он бросился на Карлоса, внимание которого было полностью поглощено пожаром.

Тот не ожидал нападения. Оба упали и покатились по земле в последней смертельной схватке.

Освещенные языками пламени, они были страшны в своей ярости. Бретт старался завладеть револьвером, который Карлос пытался, но никак не мог наставить на него. Пальцы у Бретта стали как железные, и, изловчившись, он нажал на курок. Карлос дернулся и вытянулся на земле.

Бретт вскочил на ноги и рванул к дому. Сердце бешено колотилось у него в груди. Весь фасад уже был в огне, и пламя с жадностью лизало крышу.

Запах дыма разбудил слуг, и Бретт вдруг заметил, что он не одинок среди этой адской жары. Самое странное, что никто из них даже не заметил, как дрались двое мужчин, и не слышал звука выстрела.

Олли крикнул:

— Что случилось? Где хозяйка? Бретт не отрывал глаз от огня.

— Дай мне простыню! — потребовал он. — Мокрую простыню! И побыстрее! Олли побелел, как смерть.

— Хозяин, вы не…

Еще мгновение и простыня была у него на плечах. Он закутался в нее и, набрав в грудь воздуха, бросился к входной двери. Стена пламени встала перед ним и едва не отбросила его назад, но Бретт упорно пробирался к тому месту, где лежала Сабрина. Еще мгновение, и он наклонился над ней и, не обращая внимания на жар, дым, огонь, падающие доски, поднял на руки, боясь только одного: как бы она не задохнулась от дыма. Но ее тихое дыхание коснулось его щеки, и он, то ли плача, то ли смеясь, побежал вон из дома, не заметив даже, как за его спиной балка рухнула как раз на то место, где еще секунду назад лежала Сабрина.

Был конец мая, погода стояла великолепная, и Сабрина тихонько грелась на солнце, глядя на людей, которые трудились над тем, что должно было стать ее домом. Она лежала под старым дубом на толстом стеганом одеяле, наслаждаясь покоем. Туфли она сбросила и с удовольствием трогала босой ногой молодую травку. Она радовалась, что осталась жива, что снова в Лисьем Логове и что новый дом мало-помалу поднимается из пепла…

В ту ужасную декабрьскую ночь старый дом сгорел дотла, но Сабрина долго ничего не знала об этом. Она не знала и о смерти Карлоса, и о том, что Бретт перевез ее в Новый Орлеан, и о том, что она провела без сознания много дней, и об отчаянии в глазах Бретта. Наконец она открыла глаза, и хотя была слабой и беспомощной, постепенно стала приходить в себя.

Всю зиму они прожили в Новом Орлеане, стараясь представить себе новый дом, в котором будут жить и любить друг друга. Теперь они уже не скрывали свою любовь и, лежа рядом ночами, разговаривали обо всем на свете. Прошлое перестало быть для них запретной темой.

«Террор» Уилкинсона, как назвали правление генерала в городе, бесславно закончился, потому что Аарон Бурр так и не появился в городе. Бедняга, каковы бы ни были его помыслы, был арестован девятнадцатого февраля 1807 года по обвинению в предательстве. Суд был назначен на лето.

Однако Сабрина и Бретт думали совсем о другом. В конце марта родился малыш, и тогда Сабрина, помимо счастья, которое ей дарил любящий муж, познала счастье материнства.

Она перевела взгляд на колыбель, стоявшую неподалеку и, не в силах сдержать себя, заглянула в нее, Алехандро Данджермонд. Прелестный мальчик, подумала она с материнской гордостью и погладила пухлую щечку. Ему было всего два месяцы, и он почти все время спал, распушив длиннющие черные ресницы и шевеля маленькими губками.

Сабрина вздохнула от избытка счастья и опять облокотилась о ствол корявого дуба. Как же ей повезло, подумала она и посмотрела туда, где Бретт с плотниками обсуждал план нового дома. Как он был красив в этой белой рубашке, подчеркивающей его золотистый загар! Легкий ветерок теребил его волосы, и он нетерпеливо откидывал назад прядь, все время падавшую ему на лоб.

Дом строился с удивительной быстротой, и Бретт с Сабриной надеялись, что хотя бы часть его они обживут еще в конце этого лета. Пока они пользовались гостеприимством плантатора, жившего в нескольких милях от них, большого любителя поговорить. К тому же, к их услугам всегда был дом в Новом Орлеане и Гасиенда в Накогдочезе. Сначала они решили было переехать на гасиенду, но потом отвергли эту мысль, потому что начинали новую жизнь и не хотели дурных воспоминаний.

Лишь об одной вещи Сабрина очень жалела. О браслете отца. Через несколько недель после пожара его нашли на пепелище, но в каком виде! Сабрина безутешно разрыдалась. «Все равно это самая большая моя ценность!» — шептала она сквозь слезы. Чтобы успокоить ее, Бретт обнял ее и спрятал браслет подальше…