Почувствовав на себе взгляд Сабрины, Бретт повернул голову. Она помахала ему рукой, и он подошел и растянулся рядом с ней на одеяле, положив голову ей на колени.

Сабрина тихо рассмеялась и стала смотреть в его столь родное для нее лицо. Неожиданно в ее глазах мелькнула затаенная грусть, когда она подумала о том, что они позволили недоверию и подозрительности надолго разлучить их. От Бретта ничего не могло ускользнуть.

— Что такое? Почему ты загрустила? — спросил он, садясь с ней рядом.

— Я думала о том, какими мы были дураками, когда боялись довериться своей любви, — ответила Сабрина.

Он обнял ее.

— Сабрина, невозможно переделать прошлое… но, моя Пурпурная лилия, я люблю тебя! Я любил тебя еще тогда, когда ты была большеглазой волшебницей семи лет отроду, и с тех пор ты крепко держишь мое сердце в своих маленьких ручках. Да, мы потеряли целых шесть лет счастья. Сколько я ругал себя, сколько мучил, стоило мне вспомнить, как мы позволили всяким сомнениям и страхам разлучить нас. Тем не менее, мне хотелось бы думать, что мы многому научились за это время… И наша любовь стала сильнее…

Сабрина почувствовала, что глаза ее налились слезами. Но то были счастливые слезы. Радостные слезы. Их любовь действительно стала сильнее после стольких лет страданий.

Понимая причину ее слез, Бретт поцеловал жену и потянулся за своим камзолом. У него был торжественный вид, когда он вручил Сабрине узкий черный футляр.

— Сначала я хотел подарить тебе это в первую годовщину нашей свадьбы, но лучше прими это сейчас.

Долго Сабрина держала футляр в руках, уже предполагая, что там. Потом… открыла его… Сердце затрепетало у нее в груди.

На белом атласе лежали два великолепной работы серебряных браслета с бирюзой. Они были совершенно одинаковые, только один был побольше, а другой поменьше.

— Я подумал, пусть эти браслеты будут нашим символом любви, таким же, какой был у твоих родителей, и пусть они всегда напоминают нам, что, не забывая прошлого, надо ценить настоящее.

Бретт с нежностью застегнул одни из браслетов на запястье жены, и она торжественно надела ему на руку другой. У нее перехватило в горле, по щекам катились слезы, когда она смотрела на их скрещенные руки. Потом она перевела взгляд на лицо Бретта, на колыбель сына, на их новый дом, и сердце у нее сладко заныло. Ей показалось, что она слышит голос отца:

— Вот видишь, чика! Все хорошо и будет хорошо… всегда!