тобой, так как то, что я должен сказать, ты не должна никому говорить. Никто не должен знать. Ни Мэтт, ни Джули, никто.

— Боже, Дэниел, ты пугаешь меня, — сказала я, пытаясь прочесть выражение его лица.

— Я не хотел, правда, но мне нужно твое обещание. Это очень важно.

— Конечно, я клянусь.

— Ладно. Хорошо, — сказал он, поднимая глаза и глядя на меня. — Ты знаешь, что на самом деле это мое второе назначение ассистентом преподавателя?

— Серьезно? Почему ты не говорит об этом раньше? Я удивлена, что твой отец не говорил об этом.

— На самом деле, в этом нет ничего удивительного. В прошлом году у меня был неудачный опыт. В Оксфорде.

— Неудачный опыт? Что случилось? — Я подумал, не связано ли это с папкой с именем Дэниела, которую я видела в ящике стола Дина Гранта.

— Ну, — сказал он, тяжело дыша, — я работал с группой первокурсников. Большая группа молодых людей, семнадцати-восемнадцати лет. Это был урок литературы эпохи Возрождения.

Он замолчал, его взгляд скользнул мимо моего лица и за плечо, как будто он пытался что-то вспомнить.

— В нашем классе была девочка по имени Никола. Она была одной из тех учениц, которым удалось добиться многого в своей маленькой школе в родном городе, — сказал он, снова переводя взгляд на меня. — У ее семьи было не так много денег, но она получила несколько небольших стипендий и ссуду и кое-как перебивалась. Оказалось, что переход из средней школы в Оксфордский университет был для нее непосильным испытанием. Она работала неполный рабочий день, и это мешало ей заниматься в школе. У нее были проблемы с выполнением эссе вовремя, а ее анализ, как правило, был поверхностным и неоригинальным.

Я теряла нить разговора. К чему все это? Я не перебивала его. Я просто сидела и ждала, пока он снова не бросил взгляд через мое плечо.

— Я пытался помочь ей. Она много раз обращалась ко мне за советом, но, казалось, ничего не помогало. Она проваливала одно сочинение за другим. Я пытался вытянуть её с помощью дополнительных оценок за те задания, которые оценивал сам, но даже тогда она, как правило, получала не больше двойки с плюсом.

Он замолчал и сделал еще один глубокий вдох.

— Однажды она пришла ко мне в рабочее время и умоляла тайно разрешить ей переписать курсовое эссе, которое она провалила. Профессор никогда бы не одобрил переписывание, а я не собирался позволять ей делать это тайком. Она начала плакать и говорить, что потеряет стипендию на следующий год и не сможет продолжить учебу. Она умоляла меня помочь ей. Я сказал, что помогу ей, насколько смогу, с предстоящими заданиями, но я не был готов действовать исподтишка.

Он нахмурился, его взгляд стал жестким.

— Как только она перестала плакать, ее лицо полностью изменилось. Она сказала, что даст мне «последний шанс» передумать. Я сказал ей, что ничем не могу ей помочь, кроме того, что уже делаю. Она собрала свои вещи и встала, чтобы уйти. Остановившись у двери, прежде чем открыть ее, она обернулась и сказала: «Думаю, ты еще пожалеешь о своем решении».

От его рассказа у меня учащенно забилось сердце. Я поняла, что крепко сжимаю его пальцы, но ему, казалось, было все равно.

— На следующий день меня вызвали в кабинет начальника отдела. Как говорится, не делай добра — не получишь зла, — сказал он со страдальческой улыбкой. — Никола пожаловалась на меня декану. — Он помолчал, облизывая губы и потирая бровь и висок указательным пальцем.

— За что? — Спросила я, понизив голос в тон ему.

— На самом деле это была не столько жалоба, сколько обвинение, — сказал он.

— Всего три слова от нее, и моя жизнь перевернулась с ног на голову. Последние десять лет своей жизни я провел, изучая слова, поражаясь их силе и весу. Ни разу за все эти годы у меня и в мыслях не было, что всего пару фраз могут быть настолько пагубные, — сказал он, мрачно усмехаясь.

— Дэниел, что она сказала?

Он смущенно посмотрел на меня и сказал сквозь стиснутые зубы:

— Думаю, что «он приставал ко мне», — вот это были ее точные слова.

Я медленно откинулась на спинку дивана, чувствуя себя так, словно меня ударили в живот.

— Она заявила, что я запер дверь своего кабинета и домогался ее, — сказал Дэниел. — Она утверждала, что причина, по которой я ставил ей плохие оценки, заключалась в ее отказе… скажем так… она не отвечала взаимностью на мои ухаживания.

Он замолчал, ожидая моей реакции, но я была слишком ошеломлена, чтобы говорить. В моем мозгу пронеслась череда озарений, события последних шести недель приобрели гораздо больший смысл. Дэниел настаивал на том, чтобы проводить рабочее время в людных общественных местах, никогда не позволял себе оставаться наедине с девушкой в аудитории за закрытой дверью, держал нас всех на безопасном расстоянии, называл только по фамилиям, отчаянно пытаясь оставаться объективным. Это был не просто новичок, проявляющий особую осторожность. Это был кто-то, кто делал все возможное, чтобы прикрыть свою задницу.

Шок Дина Гранта в тот вечер у них дома, когда он понял, что Дэниел был преподавателем курса, который я посещала, теперь стал понятен. Он совершенно невинно пытался свести нас с Дэниелом и, должно быть, пришел в ужас, когда подумал о последствиях своих действий.

Потом я вспомнила вопрос Брэда, который он задал своему брату, когда мы флиртовали за бильярдным столом. «Ты пытаешься научить ее играть в бильярд или просто пристаешь к бедной девочке?» — спросил он тогда. Произнесенное в шутку слово «пристаешь» вернуло Дэниела к реальности. Он, должно быть, понял, что дал мне достаточно власти, чтобы я могла ею пользоваться на свое усмотрение.

— Неплохая история, а? — спросил Дэниел, побуждая меня ответить.

— Боже, я, даже не знаю, что сказать. Что произошло потом?

— Было проведено расследование. Меня отстранили от должности, и моя кандидатская диссертация была отозвана на время расследования. Мои родители были в отчаянии. Они прилетели, чтобы помочь мне. Казалось, что мне, возможно, даже придется идти в суд по обвинению в сексуальных домогательствах.

Папка с документами в ящике стола Дина Гранта была помечена как «Судебное дело Дэниела в Оксфорде». Конечно…

— Мой отец неустанно трудился, чтобы докопаться до сути вещей, — сказал Дэниел. — Он навестил родителей Николы, и, похоже, они поняли, ну, скажем так, финансовые выгоды, от обвинения Николы. Она отказалась от своих показаний, и было достигнуто внесудебное соглашение. Я до сих пор не знаю, чего это стоило моим родителям. Хуже