что мороз ему досаждает. Иногда император подолгу шел пешком, вселяя оптимизм в людей из ближайшего окружения. Он мог что-то придумать, и придумывал.

…«В том бедственном положении, в котором оказалась армия, было решено собрать кавалерийских офицеров, все еще сидящих верхом, чтобы сформировать вокруг императора Священный эскадрон. Идея была реализована… 17 ноября… Каждый из кавалерийских корпусов предоставил по сто пятьдесят конных офицеров… Список был составлен немедленно. Маршал Мюрат взял на себя обязанности командира эскадрона, генерал Груши – командира роты… Эскадрон следовал маршем за генеральным штабом Великой армии, каждый день собирая солому с крыш, чтобы накормить лошадей, и растапливая лед, чтобы получить воду».

Капитан кирасир Орио тоже попал в состав эскадрона, но констатацией этого факта в письме к сестре и ограничился. Другой кирасир, старший вахмистр Тирион, позволил себе весьма критические замечания: «Это была странная идея: отозвать в императорскую квартиру всех кавалерийских офицеров, которые еще сохранили своих коней, чтобы образовать эскадрон под названием священного для придания особого значения возложенной на него задаче, заключавшейся в охране императора Наполеона».

Охрана императора дело, конечно, важное, но Тирион абсолютно прав, указывая на главный недостаток: «…Солдат, уже и так деморализованный, лишался своих командиров, к которым он привык, которые вели его в бой, с которыми он побеждал и которые пользовались его доверием. В результате такая мера должна была лишь увеличить состояние деморализации и причинить вред в бою».

Решение более чем странное, однако определенный смысл в нем имелся. Наполеон видел, в каком бедственном положении находится его кавалерия. Организуя подобный отряд, при императоре, он хотел создать некую иллюзию. Иллюзия так и осталась иллюзией. По словам Коленкура, «… рота, организовавшаяся из кавалерийских офицеров с генералами в качестве командиров, также рассеялась через несколько дней, – до такой степени все бедствовали и страдали от голода». Тирион и это предсказывал.

Сам он подошел к Березине, «…совершенно не подозревая ни о том, что нас ожидает, ни об ужасной драме, которая должна была там развернуться. Мы даже не знали, что перед нами река, переправа через которую будет более катастрофичной, чем форсирование стольких больших рек, которые французы преодолели в ходе своих многочисленных войн».

На берегу Тирион увидел то же, что и все. Огромную толпу людей! Повозки, амбулансы с ранеными, солдаты и маркитантки с детьми… Все перемешалось. Полк Тириона еще сохранял подобие воинской части, хотя подавляющее большинство кирасир давно уже потеряли лошадей, но они шли спешенными своей колонной. До поры до времени.

«…Мы оставались в скученном положении и теснили стоявшую перед нами толпу до самой ночи, но так и не смогли добраться до берега реки. С наступлением ночи нам и вовсе пришлось отказаться от этой надежды. В связи с этим мы были вынуждены повернуть назад, а поскольку вся местность за нами кишела людьми наподобие муравейника, то оказалось совершенно невозможно отыскать площадку для размещения всех кирасир в одном месте, так что пришлось разделиться, и каждый в одиночку стал искать какое-нибудь уютное местечко, чтобы провести ночь. Именно теперь наша колонна разделилась, чтобы больше никогда не собраться вместе. Начиная с этого дня наши люди бесследно исчезали или двигались в одиночку».

На Березине многие стали одиночками. Перейти реку – и ты не только спасешься, но и уйдешь, наконец, из России. Конечно, в одиночку! Расталкивая всех локтями, проходя по телам тех, кто имел несчастье упасть на мосту. Офицер 3-го кавалерийского корпуса Любен Гриуа с ужасом вспоминал: «Конечно, мы подвигались, но как медленно, и сколько раз, оттолкнутые толпой, теряли мы в один миг то, что приобрели с таким трудом! Препятствия и происходивший от них беспорядок все больше и больше увеличивались; на опрокинутых людей, лошадей и повозки падали другие; толпа была слишком плотна, чтобы можно было разглядеть что-нибудь под нами, и я только по более или менее уверенной поступи лошади определял, шла ли она по земле или по трупам».

Конечно, у тех, кто пересекал мост на лошади, имелось преимущество. Толкать тех, кто перед ним, всаднику легче. Многие пешие одиночки применяли «военную хитрость». Они пристраивались позади кавалериста и строго держались «маршрута». Но и кавалеристы на ослабших лошадях тоже поступали так же. Гусар Дюпюи, чья лошадь была уже совсем плоха, двигался за карабинером, который каким-то образом сохранил своего мощного коня. И признается, что спасся лишь благодаря этому. Нельзя, правда, не признать, что многие кавалеристы отталкивали тех, кто хотел к ним «пристроиться». Иногда даже пускали в ход холодное оружие. В одиночку, в одиночку… Хотя погибали часто вместе.

Сержант Бургонь рассказывает потрясающую историю про пехотного капрала по прозвищу Толстый Жан. Подойдя к Березине, он повсюду отыскивал своего брата, воевавшего вместе с ним. Бургонь убеждал его, что в такой толпе, а тем более на мосту, сделать это невозможно. Толстый Жан не слушал никого.

«Глядя на эту ужасную картину, ему чудилось, что он видит на мосту своего брата, изо всех сил пытающегося пройти через толпу. Тогда, ослепленный отчаянием, он бросился к грудам трупов людей и лошадей, заграждавших вход на мост, и полез дальше. Передние отталкивают его назад, но Толстый Жан силен и настойчив. Наконец он пробрался к тому несчастному, которого принимал за своего брата, но, увы! это не он. Я наблюдал за всеми его движениями. Заметив свою ошибку, Толстый Жан с удвоенной энергией пытался достичь другого берега, но у самого края моста его сбили с ног и едва не сбросили в воду. Его топтали ногами, шагали по его животу и голове, но ничто не могло его остановить. Он собрался с силами и поднялся, ухватив за ногу одного кирасира, а тот в свою очередь, чтобы устоять, схватил за руку другого солдата. Но кирасир запутался в своем длинном плаще, споткнулся и упал в Березину, увлекая за собой Толстого Жана и того солдата, за которого он ухватился. Они утонули, пополнив собой множество погибших на мосту и на обоих его концах».

Ну что могла сделать кавалерия при Березине?! А все-таки – сделала! Генерал Франсуа Фурнье-Сарловез… Звание дивизионного генерала он, кстати, получил 11 ноября 1812 года. Тот самый Фурнье-Сарловез, который стал прообразом для одного из главных героев повести Джозефа Конрада «Дуэль» и поставленного по ней Ридли Скоттом фильма «Дуэлянты». Прекрасного, в отличие от «Наполеона» того же режиссера.

Фурнье-Сарловез… Человек, имевший отвратительную репутацию. Забияка, бретер, скандалист, ухитрявшийся ссориться с самим Наполеоном. Император его сильно недолюбливал, а сам Фурнье-Сарловез говорил о себе: «…я так же не способен командовать, как и подчиняться». По