Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты делаешь, Лео? Ну и шум, выключи…
Феликс. В дверях ванной.
– … фен – я еле слышу телевизор.
– Плюнь на телевизор и принеси карту.
– Какую еще карту?
– Твою карту. Ту же самую. Принеси – и всё.
Феликс приносит карту, и Лео наконец выключает фен, но зато раскладывает на унитазной крышке бумагу, которая уменьшает действительность в масштабе 1:5000. Склоняется над ней, изучает детали.
– Что ты ищешь?
– Велосипедные дорожки.
Феликс подползает к старшему брату. В прошлый раз они стояли так на коленях на полу в комнате Винсента, тогда речь шла о велосипедных дорожках от магазина «ИСА». Путях отступления.
– Ты же не будешь. Ты обещал.
– Не беспокойся, братишка. Я сделаю это без тебя.
– Один? Против Клика?
– Феликс, помнишь, что ты сказал? «Винсент – мумия. Мама в больнице. Папа – в тюрьме. А ты – спалишься и тоже сядешь»? Все правильно. Кроме последнего. Остались только мы. И провернуть это дело можем только мы.
– Мы? Я сказал, что не хочу участвовать. Что это дерьмовая идея. Она что, вернулась к тебе, когда ты съездил к папе? Вы с ним… Вечно вы с ним что-то мутите.
Лео вдруг выходит из ванной, оставив карту на унитазе. Феликс выглядывает в прихожую, видит, как выдвигается ящик на кухне, как старший брат возвращается с фломастером в руке.
– Вот здесь.
Лео рисует крест на развернутой карте, не слишком далеко от велосипедных дорожек, в зеленом поле, обозначающем лес.
– Ладно, Феликс. Если не хочешь – не участвуй. Но не говори мне, что мои идеи – дерьмо, потому что они ни фига не дерьмо. Я это сделаю. Говори хоть что.
Он ведет фломастер от центра креста к ближайшей к нему велосипедной дорожке, продолжает синюю черту вдоль нее – до черного, до самой площади. До магазина «ИСА».
– Я расскажу маме. Если ты это сделаешь.
Лео замирает. И – он, который никогда не злится, во всяком случае на Феликса, – выходит из себя. Но не как отец; Лео от злости готов заплакать, как будто он еще и огорчен.
– Пошел ты, Феликс!
Он кричит – громко, уже не думая, что Винсент может услышать.
– Мы братья! Мы никогда, никогда, никогда не болтаем друг о друге! Ты это знаешь!
И Феликс чувствует, насколько это теперь по-настоящему.
– Ладно. Я не буду болтать.
Насколько глубоко пропитался всем этим Лео.
– Но идея все равно дерьмовая.
И Винсент; Лео действительно расшумелся. Потому что Винсент стоит и смотрит на них.
В бинтах. Коричневое, шоколадного оттенка, у рта провисло, подрагивает, и прежде-то вымазанные руки еще больше вымазаны разноцветным – он нашел еще и зеленую ручку, по бинтам тут и там протянулись зеленые вены.
– Окей. Пусть он решит, дерьмо моя идея или нет.
– Мумия? Он будет решать?
– Он нам обоим младший брат. Естественно, он будет решать.
Лео кладет руку Винсенту на плечо – как папа в тюрьме. Но Винсент не двигается.
– Как по-твоему, Винсент? Нагреть мне Клика или нет?
Обмотанный бинтами по очереди смотрит на обоих старших братьев, они ждут его ответа. И Винсент отвечает.
– Да. Нет.
Тянет бинт, подрагивающий вокруг рта, то вверх, то вниз.
– Да. Нет. Да. Нет. Да. Нет.
Пока Феликс не начинает демонстративно аплодировать.
– Ну вот, ты слышал. Он сказал «нет».
– Он сказал «да». И «нет». Он просто придуривается.
Рука на плече стала объятием.
– Винсент, это серьезно. Тебе нужно сказать что-то одно. Делать мне это или нет.
Теперь младший брат медлит, словно взвешивая решение, хватается за бинт вокруг рта и тянет его вверх, к носу.
– Делать.
Теперь медлит Феликс.
Они ждут именно его слова. Что ж, пусть подождут.
Наконец он пожимает плечами.
– Ага. Ясно. Мумии любят дерьмовые идеи. Но когда все кончится, Лео, ты купишь мне новую карту. Потому что эту ты испортил своим сраным фломастером и своим сраным крестом.
* * *
Запах машинного масла, на больших судах всегда проникающий даже в самые нижние помещения, казалось, полностью улетучился здесь, на верхней палубе с каютами первого класса, где вместо жесткого пола – мягкое ковровое покрытие. Но здесь оказалось так же адски тесно, тележка с багажом билась о стены коридора и вентиляционные короба, пока Сэм искал каюту под номером 571. И тут слегка покачивало, как в море, хотя паром еще стоял в Вэртхамнене и до отплытия оставался почти час.
559. 561. 563.
Еще несколько дверей – и он протащит пластиковую карту через устройство и шагнет в люкс, в последнюю фазу их плана.
Теперь его окружало удивительное спокойствие, которое просачивалось внутрь него через кожу, чтобы угнездиться в груди и заставить напряженное тело расслабиться. Спокойствие, рождавшееся из ощущения «ты сделал все, что мог, и не можешь сделать больше». Все идет так, как идет, потому что ты не можешь больше влиять на ход событий. Возбуждение, гонка, адреналин, подскочивший и заставивший торопливое сердце засбоить, когда Лео внезапно решил поехать туда – если придется, я убью твоего брата, Сэм, но я вернусь; все это вдруг куда-то исчезло, словно и не было. Случайный безымянный посетитель, которого он уже забыл. Спокойно войти в каюту-люкс, поставить на пол сумки со ста тремя миллионами и убедиться, что шампанское на столе охлаждено до правильной температуры – таким в эту минуту был его мир. Он сядет в кресло, обтянутое красно-коричневой кожей, станет смотреть в иллюминатор, выходящий на море, и надеяться, что Лео уже на пути назад. Что их совместное путешествие и закончится совместно.
Лео, в отличие от него самого, было что терять.
Вот почему он поехал туда, рискнув всем.
У Лео есть братья и родители, которые будут тосковать по нему и по которым будет тосковать он. Покинуть страну навсегда значит для Лео неизмеримо больше, чем для него, Сэма.
Сам Сэм ни по кому не скучал. И никто не скучал по нему.
Он отвернулся от морского вида ради того, что стояло на тележке, погладил указательным пальцем макушку дорогой бутылки. «Дом Периньон». Никто из них никогда не пробовал этого шампанского, но именно оно самое дорогое в здешнем меню. Нет. Мы еще не свободны. Только когда мы окажемся на этом чертовом корабле. На пути в Ригу, Санкт-Петербург, к Сбербанку России. Он сорвал блестящую бумагу с горлышка, поглубже вдавил бутылку в ведерко, чтобы лед оказался со всех сторон, перевернул красивые бокалы. Тогда, в люксе, мы и выпьем. Закажем ящик шампанского. Тогда мы будем свободны, Сэм. И вспомнил, как тяжко ему было перед первым ограблением, когда он пытался на своей кухне угостить Лео спиртным.