— Бу я!

— А вот меня, возможно, не очень. — Следуя мудрости времени, Зойд, покачиваясь на волнах среди обломков затонувшего брака, раньше поддавался порыву заплакать, когда б на него ни находило, в одиночестве или на людях, Вступая в Контакт со Своими Чувствами на максимальной громкости, как бы ни воздействовало это на зевак, на их проблемы, их отношение к жизни, их обед. Наслушавшись замечаний вроде «Не удивительно, что она тебя бросила», «Высморкайся уже и веди себя по-мужски» и «А заодно и подстригись», он постепенно стал считать, что плакать — это всё равно что ссать, только иначе, но с той же вероятностью может навлечь неприятности, если не в то время и не в том месте, и немного погодя он научился сдерживаться и оставлять на потом, когда его надёжно примет высокая солёная волна, часто когда дверь только закрывалась, какой-то аварийный тормоз затягивался чуть потуже. На сей раз ему действительно пришлось ждать весь остаток дня, мрачно и целиком стиснувшись, пока на нём защёлкивали наручники, выводили сквозь зрительный зал соседей, что главным образом пялились в изумленье, либо разных видах умственного беспокойства, вроде страха, на высокую призму, ныне чудесным образом опять снаружи, которую закрепляли на платформе трейлера, чтобы отволочь обратно в какой-нибудь Музей наркомании, откуда её позаимствовали, а Зойда определяли на заднее сиденье серо-бурого «каприса» с правительственными номерами и увозили в горы из Гордита-Бич, срезая углы по улицам поверхности к югу и востоку, в недозастроенные районы, где полно нефтяных вышек и кивающих нефтекачек, к зелёным полям, лошадям, линиям электропередачи и железнодорожным эстакадам, наконец подъехали к скопищу низких построек песочного цвета, что могли быть участком какой-нибудь неполной средней школы, с низкими жёлтыми стенами, отделанными плиткой, и множеством маршалов США внутри, дальше полный личный досмотр, снятие отпечатков пальцев, фотографирование и отпечатывание бланков, ранняя очередь на ужин — разнообразные детали свинины, быстрорастворимое картофельное пюре и красное «Джелл-О» — затем в жилой блок и собственную камеру, где он пережидал шумные, хладноосвещенные обезъЯщиченные часы до отбоя, когда наконец-то смог полностью расслабиться, отдаться потопу, оплакать комичное личико, уже повёрнутое, когда его уводили… будет ли она по нему скучать, завтра ковыляя по Сашиному дому и заглядывая повсюду, озадаченно нахмурившись, спрашивая: «Па Пи?» Зойд, ёбаный ты дурень, обращался он к себе между спазмами, что ж ты делаешь, наплачешься и уснёшь? Вероятнее всего. А потом чуть ли сразу же снова вспыхнул верхний свет, а на складном металлическом стульчике расположился щеголеватый чувачок в небесно-голубом костюме-сафари, зовя:

— Коллес, — снова и снова, как доберман среди ночи где-нибудь на другом берегу ручья. Когда глаза у Зойда привыкли к сиянию, а пульс — к подъёму среди ночи, он сообразил, что это Бирк Вонд. — Так-с, — Бирк кивая с фальшивой общительностью, глядя Зойду в лицо, как оному показалось, в некотором затянутом тщании, сам же продолжая кивать. — Так-с. Вы не против повернуть голову — нет, в другую сторону? Профилем на меня? А. Га. Да, а теперь, не могли бы посмотреть в тот угол потолка? спасибо, и, если можно, оттяните нижнюю губу?

— Это зачем?

— Хотелось бы получить представление о вашем челюстном индексе, а эти усы у вас мешают.

— Ох, ё-клмн, чё ж так и не сказали, — Зойд закатав для Бирка губу. — Глаза к переносице не скосить, слюну не пустить, не?

— А вы бойки для того, кому светит остаток жизни провести на нарах. Я надеялся хоть на какой-то уровень серьёзности и взрослую беседу, но, вероятно, был неправ, возможно, вы слишком много времени провели во младенческом мире, хм? вам там было гораздо удобнее, быть может, для вас тут всё придётся упростить.

— Если это про мою бывшую жену, кэп, то просто ничего не будет.

Ноздри Бирка Вонда расширились, у одного глаза забилась венка.

— Вас она больше не касается. Я знаю, как разбираться с Френези, засранец, ты меня понял?

Зойд посмотрел в ответ на него, глаза заплыли, рот сжат, весь в поту, волосы, не говоря уже про мозг под ними, свалялись в колтуны. Как средний торчок шестидесятых, естественная добыча агента, от любой разновидности легавого он ожидал по меньшей мере рефлексов хищника, но вот такое выходило за любые рамки — это у него личное, злонамеренное, слишком уж пугающе праведное. Почему? Зойд тут впервые видел перед собой старину Любовничка, то великое неизвестное, из которого она пришла некогда к Зойду, ненадолго, и куда, по собственному выбору, как он догадывался, теперь вернулась. Старательно не провоцируя Обвинителя, Зойд ждал на краешке шконки, держась за голову, а Бирк встал, скрежетнув металлом, и принялся расхаживать по камере, словно бы в глубоких думах. По словам Френези, Бирк родился под знаком Скорпиона, единственной твари в природе, что способна зажалить себя до смерти собственным хвостом, от чего Зойд вспомнил про самоубийственных маньяков, с которыми ездил в свои автоклубные деньки, пивных изгоев, что разгонялись сильно за пределы скорости, грезили наяву этими своими романтическими фантазиями о смерти, от которых у них обычно вставал так, что они потом ночь напролёт об этом шутки шутили, глаза горят, сельские парни до-того-настоящие-что-ты-мне-мозг-не-еби, с татухами, на которых написано «МЫ СО СМЕРТЬЮ» в сердечках, а с них кровь капает, ничего не боялись, лишь бы только не разбирать коробку передач, могли б в итоге стать легавыми и тренерами и торговать страховками, учтивые дальше некуда, Мистер Профессионал, твёрдая почва под ногами, а внутри всё это время навстречу летит ночная дорога, жёлтые линии и полосы, ужасная готовая лопнуть латентность совсем уже впереди, стояк, и этот вот Бирк тут выглядел как городское издание той же мечтательной фатальности.

Бирк вдруг выхватил какую-то пачку покурки бел-человека, закурил, похоже, припомнил подпункт Кодекса Джентльменов и протянул пачку Зойду, хоть и всё равно резковатее, нежели заложено в совершенной мимикрии сочувствия у истинного джентльмена. Зойд всё равно взял сигарету и зажигалку.

— Ребёнок нормально? Хм?

Вот они наконец, эти ректальные спазмы страха, обрушились на Зойда один за другим. Да этому ёбнутому ублюдку его детка нужна, чего ж ещё?

— Попасть в тюрьму означает много чего, — Бирк Вонд показывая наружу. — Теряете опеку. Может, разок в очень долгое время, ибо Управление тюрем не лишено милосердия, ей будет позволено вас навестить. Может, если будете паинькой, мы вас выпустим, под охраной, побыть на её свадьбе, хм? Даже шампанского глотнуть на банкете, хотя формально это будет употребление наркотического вещества. — Он позволил Зойду трепетнуть такт-другой и театрально вздохнул. — Но мне придётся рискнуть, сыграть на вашем характере.

— Вы, ребята, Прерию хотите удочерить, — наобум Зойд, — зачем же со мной так, найдите судью.

Бирк нетерпеливо выдохнул дым.

— Ну вот и как мне с вами, публика, разговаривать? Может, вас отнести к — я не знаю, другой планете? Хм? Где не всем судьба делать и растить детей. А там какой-нибудь бунтарь против вот такого, пытается сбежать, хм? заперт в домашний расклад, как быстро оно всё и бывает — женщина, скажем, пытается быть средней, невидимой мамашей из типовой застройки, бросила якорь на планете с каким-нибудь невинненьким муженьком, а там и ребёнок, чтоб не улететь обратно к тому, что она на самом деле, к своей ответственности, хм? Которая борется со своей судьбой.