Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И чем чаще стали вмещаться в газетные колонки просеянные и усеченные редакциями отклики читателей и статьи раздумчивых журналистов, и чем шире вступала в обсуждение провинциальная пресса, тем больше менялся тон в оценке речи: «Крик Солженицына в Гарварде скорбно выстрадан… Самое лёгкое – сделать вид, что это всё ерунда, а мы понимаем лучше. Однако эти слова могут быть правдой, и кто произнёс их – пророком, даже если его не почитают ни в своей стране, ни в приёмной… Сказанное им – неразбавленная правда, а от правды бывает больно… Нет лучшего дара, какой может принести нам изгнанный иностранец… Если бы он не любил то, чем мы были и могли бы быть, – он не предупреждал бы нас по поводу того, чем мы стали… Нам не хватает своих Солженицыных… Можно было пожелать, чтобы он более явно высказал благодарность своей приёмной стране… но в этом, может быть, дальнейшее проявление его мужества – та соль, которая больше нужна нашей стране, нежели тот сахар, который она хотела бы… Какое было облегчение это услышать!.. Поблагодарим, что у него хватило мужества встать перед нашей молодёжью и указать на более праведный путь… Нам подобает прислушаться к его мудрости… Захватывает мощность его убеждений… Красота его речи – в том, что она духовна и вызывает размышления. Он хочет отблагодарить за гостеприимство самым искренним и содержательным путём, давая самое ценное своё имущество – Мысль… Искусство и художники имеют высшую обязанность – постигать и выдвигать свои постижения без компромисса… Если восхищаемся его прямотой в одном географическом пункте (СССР) – надо уважать её и в другом (США)… Писал к советским вождям, теперь продемонстрировал сравнимое “письмо к западным руководителям”… Справедливые слова в нужное время и нужной публике… Речь превосходная, реакция прессы жёлчная… Какой писатель в конюшне Белого дома писал те жеманные слова для Розалины Картер? Жалкие возражения… Его речь преподнесёт американцам пищу для размышления… “Анализы” прессы исказили речь и показали именно то, на что нападал Солженицын: технику, как ставят “окаменелый панцырь вокруг голов”… Пусть говорит ещё!.. Жизнь духа – в опасности везде в мире… Переосмыслить гарвардскую речь не как атаку в первую очередь, а как призыв ко всей человеческой семье».
И наконец, прорвалась в газету и одна выпускница Гарварда, слушавшая мою речь, Ванда Урбанска: «Потревожил многие наши представления о себе самих и о мире, которые Гарвард так тщательно выхолил». Почему газетный критик смеет отвечать от лица выпускников? Солженицын «бросил нам вызов, растормошил нас и останется с нами»[216].
Теперь уже можно было прочесть и много признаний, выказывающих совсем не ту надменную нью-йоркско-вашингтонскую Америку: «В глубине мы знаем, что он прав… Мы хуже, чем он говорит, если не можем стать лицом к лицу с нашими пороками и попытаться их исправить… Он прав, слишком ужасно прав… Та самая слабость, в которой он нас справедливо обвиняет, и мешает нам принять требуемое лекарство… Выводы Солженицына мучительно близки к цели… Мы боремся за деньги и не ведаем подлинных ценностей жизни… Запад духовно болен и страдает глубокой потерей воли… На место диктаторского правительства мы поставили авторитет групп с особыми интересами. А необходима способность к жертве… На банкнотах мы пишем “In God We Trust”, – надо или доказать это, или снять надпись… Америка – не моральный Прометей, и Солженицын призвал нас не поклоняться коммерческим интересам, а искупить моральную нищету… Мы – духовно больное и нравственно плоское общество… Вы [газета] не понимаете Солженицына, потому что он смотрит в корень проблемы… Нравится нам это или нет, но Солженицын прав… Нет страны в здравом разуме, которая приняла бы нашу преступность и наркотики, порнографию, секс как центр разговоров, и ублажение детей. Мы напоминаем Содом и Гоморру… Свобода, предоставленная сама себе, может произвести хаос… Общество, которое дозволяет технологии развиваться в моральном и этическом вакууме, подобно злополучному пациенту, чья вегетативная жизнь поддерживается искусственными лёгкими и почкой… Блестящая и смелая гарвардская речь как двуострый меч разрезала мякоть Америки!.. Американский народ поддержит Солженицына… “Вашингтон пост” может посмеиваться над русским акцентом г-на Солженицына, но не может умалить универсальное значение его слов… Будем благодарны, пока не поздно… Его речь должна быть выжжена в сердце Америки. Но её не прочитали, а убили… Плоский стиль “Detroit Free Press” доказывает правоту Солженицына. Журналисты – последние оставшиеся бароны-разбойники капитализма… Газеты, в том числе ваша, разделяют нас как народ и как нацию… Может ли пресса быть плюралистической, если она в руках малого числа дельцов?»
Так постепенно разворачивалась передо мной и другая Америка – коренная, низовая, здоровая, которую я и предчувствовал, строя свою речь, к которой, по сути, и обращался. И теперь высвечивалась надежда, что с этой коренной Америкой я могу найти единство, и могу предупредить её нашим опытом, и могу даже повернуть. Но – сколько ж на то лет? и сколько ж это сил?
Да и как вести эту борьбу, поощряя их стоять насмерть против коммунизма – и ни разу не дать направить против России? И ещё в обстановке, когда поворотливые полемисты из Третьей эмиграции не только наносят, натягивают дурманную ложь на Россию, но ещё и с таким неожиданным заворотом: что национальная Россия – наибольшая опасность для Запада сравнительно с благодушным нынешним коммунистическим режимом, который и надо, сдерживая, поддерживать умелыми переговорами.
С гарвардским приглашением впримык пришло и приглашение из Военной академии Вест-Пойнт: генерал предлагал собрать больше 5 тысяч курсантов, полный состав, и лекция – на любую тему. Очень значительная точка приложения для поворота Америки! Вест-Пойнт – это трибуна американских президентов. И сочувственная сильная аудитория, а не гарвардская рефлексирующая. Да кого важней и убеждать? Грозное, решительное место: эти самые курсанты будут военачальниками на полях Третьей Мировой и администраторами привоенных местностей. Через кого, как не их, спешить отвратить американскую ненависть от России? Кому, как не им, первым бы и рассказать о предательствах Первой и Второй Мировых войн, им первым бы и разъяснить разницу между СССР и Россией. И по коммунистам будет отличный удар! И я уже очень склонялся ехать, но Аля верно отговорила: как это будет выглядеть на родине у нас? Если от речей профсоюзных мне клеили, что я призываю задушить Россию голодом, то речь в военной академии будет выглядеть совсем как братание с «американскими империалистами». Получится – совсем не то, что я хочу. Верно. Пришлось отказаться.
Гарвардская речь вызвала гулкое эхо, и куда раскатистее, чем я мог предвидеть[217].
______________