Он приподнял Элизабет, так что ее грудь оказалась на уровне его лица. Когда он втянул в рот одну из розовых маковок, она ахнула и впилась ногтями в его плечи.

– О, Норт… Брендан.

Ее дыхание участилось, ноги плотнее обхватили его бедра. Норт начал лихорадочно расстегивать брюки. Элизабет приподнялась, принимая его в себя. Норт жадно приник к ее губам, пока она ерзала, устраиваясь у него на коленях.

Поддерживая Элизабет снизу, он помог ей найти нужный ритм. Горячая и влажная, она туго охватывала его, сжимаясь при каждом подъеме, словно не хотела отпускать. Это была сладкая пытка. Вот сейчас, если бы она спросила, он выложил бы ей все: как полковник добился содействия французского посла, как ему удалось обеспечить ранний уход принца-регента и почему дочь посла надела изумруды вместо жемчуга. Но она не спросила, и эти маленькие секреты так и остались секретами.

– Чему ты улыбаешься? – спросила она, целуя ямочку в уголке его рта.

– Сударыня, – сухо отозвался Норт, – вы заглотали меня почти по рукоятку и еще спрашиваете.

Карету тряхнуло, и глаза Элизабет округлились.

– Вот теперь точно по самую рукоятку, – выдохнула она.

– Ну что, продолжим? – осведомился он с надеждой в голосе.

– О, прошу тебя, Норт, скорее, мы почти приехали. Имей совесть.

Нортхэм не заставил просить себя дважды. Он уперся пятками в противоположное сиденье, и они забыли обо всем. Элизабет вскрикнула, и спустя секунду Норт ответил ей хриплым криком.

С колотящимся сердцем Элизабет обессилено приникла к мужу. Она глубоко вздохнула, упиваясь его запахом, в котором смешались ароматы мускуса, бренди и одеколона.

Норту потребовалось время, чтобы прийти в себя, но он первый заметил, что карета замедляет ход. Раздвинув шторки, он выглянул в окно.

– К сожалению, это уже Меррифилд-сквер. – Он опустил ноги на пол, бросив на нее взгляд из-под отяжелевших век. – Придется тебе прикрыться.

Элизабет взглянула на свою обнаженную грудь, затем на него.

– Это ты привел меня в такое состояние.

– Норт издал хриплый смешок.

– Ради Бога, Элизабет, ты вгоняешь меня в краску.

– Элизабет нежно поцеловала его.

– Что-то не похоже.

Она поднялась с его колен и принялась оправлять свою одежду, улыбнувшись, когда он отстранил ее руки и подтянул вверх лиф ее платья, прикрыв грудь. Едва они успели мало-мальски привести себя в порядок, как лакей распахнул дверцу. Нортхэм спустился на землю и подал руку Элизабет. Она охотно приняла его помощь – ноги у нее подкашивались. Краем глаза она заметила сына кучера, который чуть ли не пританцовывал на месте, пытаясь заглянуть внутрь кареты. На его лице застыло выражение тревоги, к которой примешивалась изрядная доля любопытства.

Взяв Норта под руку, Элизабет обратилась к мальчику:

– В чем дело, Уилл? Что-нибудь случилось?

– Я ищу кошку, миледи. – Он нырнул под руку лакея, придерживавшего дверцу, и заглянул внутрь кареты. – Наверное, она проскользнула сюда, когда я отвернулся.

Взгляд Элизабет метнулся к Норту. Его глаза были полны нечестивого веселья, которое моментально исчезло, когда он услышал следующую реплику мальчика:

– Но откуда здесь взялась собака, миледи, я не представляю.

Элизабет прочистила горло, приготовившись сказать юному Уиллу, что животные, должно быть, уже сбежали, но Норт быстро зашагал к дому, увлекая ее за собой.

Стараясь не встречаться взглядами, они с достоинством вошли в холл, где слуги избавили их от верхней одежды. Норт распорядился подать ему бренди и чай для Элизабет. Оказавшись в спальне, он отпустил Брилла и личную горничную жены, а когда они остались одни, опустился в массивное кресло с подголовником. Элизабет присела на краешек постели. Секунду-другую они созерцали собственные руки, прежде чем решились взглянуть друг на друга.

Смущение боролось на их лицах с весельем. Наконец они не выдержали. Они хохотали, пока на глазах не выступили слезы. Элизабет промокнула их уголком покрывала, а Норт воспользовался платком. Пару раз они пытались заговорить, но каждая попытка прерывалась взрывами смеха.

Появление дворецкого с подносом немного отрезвило их. Когда тот вышел, Норт расслабил галстук, снял фрак и остановился у камина, согревая в ладонях стакан с бренди.

– На какую собаку я, по-твоему, похож? – с интересом спросил он. – Надеюсь, не на одного из тех скулящих щенков, которых так любит моя матушка? Не хотелось бы думать, что у меня такой же визгливый голос. – Он на секунду задумался. – И такой же противный.

Элизабет чуть не подавилась чаем.

– Пожалуйста, Норт, не смеши меня. Но если тебе непременно нужно знать, ты рычишь, как гигантский мастифф. Доволен?

Он выгнул бровь.

– Правда?

– Как свора мастиффов.

– Норт хмыкнул.

– Вы мне льстите, миледи.

– Элизабет лукаво улыбнулась:

– Разумеется.

Теперь настала его очередь.

– А тебя не интересует, кого из семейства кошачьих на поминаешь ты?

– Нисколько. – Она подняла руку, давая понять, что говорит серьезно. – Я никогда больше не стану заниматься любовью в карете.

Норт вздохнул.

– Вот что получается, когда проводишь слишком много времени в обществе моего деда. Ты становишься ханжой, дорогая. Это тебе не идет.

– Ха! В каком возрасте, по-твоему, юный Уильям сообразит, чем мы там занимались?

– Если я что-нибудь понимаю, его отец и лакей заняты сейчас тем, что втолковывают ему что к чему.

– Не может быть!

– В его возрасте я уже видел зад мадам Фортуны.

– Ты видел персик.

– Это ничего не меняет. Суть в том, что я был готов увидеть и познать намного больше.

Элизабет поднесла к губам чашку, пряча за ней улыбку.

– Ты же понимаешь, что теперь я не посмею даже взглянуть на мальчика.

– Придется, иначе он решит, что впал в немилость.

– Это ты во всем виноват. – Элизабет поставила чашку и поднялась. Вытащив из прически заколки, она распустила волосы. Затем подошла к Норту и подставила ему спину, чтобы он расстегнул ей платье. – Я надеялась на твою сдержанность. Мы оба знаем, что у меня она сразу пропадает, когда дело касается тебя.

Норт обхватил ее за талию и притянул к себе на колени.

– Это правда?

Что-то в его интонации удержало Элизабет от легкомысленного ответа. Слегка повернувшись в его руках, она устремила на него серьезный взгляд.