– Правда. Никогда не сомневайся в этом. – Она коснулась его щеки кончиками пальцев. – Иногда я размышляю о тебе и женщинах, которых ты знал. – Слабая улыбка тронула ее губы при виде его удивления. – Тебе это не приходило в голову, да?

Он покачал головой почти с сожалением:

– Нет.

– Наверное, так и должно быть. Для женщин существуют одни правила, для мужчин – другие. – Она взяла руку Норта, державшую бокал, и поднесла его к губам. Бренди обожгло ей гортань и растеклось теплом по желудку. – Когда я занимаюсь с тобой любовью, все по-другому. Я не могу объяснить, в чем разница. Это позволяет мне надеяться, что и для тебя все иначе. Я никогда не позволяла себе думать, что не любила отца Адама, ибо тогда все становится просто грязью, а я выгляжу глупее, чем готова признаться даже самой себе. – Она вглядывалась в его лицо, надеясь на понимание. – Но теперь я думаю по-другому. Та любовь кажется такой бледной по сравнению с тем, что я испытываю к тебе. Когда ты касаешься меня, Брендан, все остальное становится не важным.

Он уложил ее в постель и любил с нежной страстью, пока она, насытившаяся и утомленная, не заснула в его объятиях.

Нортхэм встретился с лордом Баттенберном на следующее утро, но состоявшийся между ними разговор не дал новых сведений или хотя бы намеков на то, что барон клюнул на наживку.

– Он ничего не говорил о документах? – поинтересовалась Элизабет, когда он вернулся. В ожидании мужа она пыталась занять себя чтением, но, по правде сказать, провела больше времени, глядя на часы или в окно, чем в книгу.

– Я и не рассчитывал, что он скажет об этом прямо. – Нортхэм протянул руки к огню. На его сапогах таяли снежинки. – Барон слишком хитер, чтобы выдать себя. Но я надеялся, что он упомянет о встрече с кем-нибудь из тех, чьи имена фигурируют в документах. Увы, этого не произошло.

Элизабет вздохнула:

– Как скверно с его стороны. – Она сдула прядь волос, упавшую на лицо. – Тогда бы мы точно знали, что бумаги у него.

– Я по пути домой заехал к Уэсту. Он заверил меня, что все документы были спрятаны там же, где драгоценности, и ты не могла их не заметить. – Он повернулся к Элизабет, слегка нахмурив брови. – Кстати, Уэст спрашивал меня о книгах. Его интересовало, не упомянула ли ты о них, и, похоже, обрадовался, когда я сказал, что нет. Мне это показалось странным. Позже я вспомнил, что ты и в самом деле что-то говорила о книгах посла. Правда, ты завела разговор в весьма неудачный момент… Вообще-то меня интересовали совсем другие вопросы, и я не стал углубляться в эту тему.

Взгляд Элизабет вдруг стал отсутствующим, и она засуетилась, расправляя шерстяной плед у себя на коленях.

– Так-так, – протянул он, подозрительно глядя на нее.

– Она вскинула голову.

– Что означает это твое «так-так»?

Норт, поняв, что попал в точку, и зная способность Элизабет уходить от ответа, небрежно проговорил:

– Да так, ничего. Похоже, сегодня у тебя нет настроения обсуждать книги посла.

– Едва ли это подходящее место.

Норт огляделся по сторонам.

– Элизабет, где же обсуждать книги, как не в библиотеке?

– Я только что позавтракала.

– При чем здесь это?

– Ни при чем. Просто констатация факта.

– Норт рассмеялся:

– Ты меня заинтриговала. Выкладывай, о каких книгах идет речь? Только не говори, что не знаешь, я не настолько доверчив, чтобы проглотить очередную ложь.

Элизабет, чувствуя, что изобразить надлежащее негодование ей не удастся, покорилась:

– Ты, случайно, не допрашивал шпионов?

– Нет. Думаешь, у меня неплохо бы получилось?

– Еще как! – Она откинулась на спинку кресла и набрала в грудь побольше воздуха, как будто ей предстояло прыгать с обрыва. – Я не могу судить обо всем собрании посла. Но в одну книгу я заглянула.

Норт молчал, ожидая продолжения, но у Элизабет язык прилип к небу. -

– И…

– Я видела всего лишь пару иллюстраций… Они были обнаженными.

– Иллюстрации?

– Мужчина и женщина.

– А-а.

Элизабет вскинула брови.

– Ты знал!

Он пожал плечами:

– Догадывался. Уэст как воды в рот набрал, но твое поведение мне все объяснило. Я понял, почему ты вчера вечером заговорила о книгах, а сегодня утром не желаешь даже слышать о них. Наверняка ты впервые столкнулась с эротическими картинками.

– Естественно. Я не изучала этого в классной комнате. – Она запнулась на секунду, вперив в него подозрительный взгляд: – А ты?

– В классной комнате? Нет. Впрочем, у Истлина были французские открытки.

– Французские, – произнесла она, брезгливо по морщившись. – Значит, фривольные.

Норт ухмыльнулся:

– Они всего лишь о любви.

Рассмеявшись, Элизабет встала и направилась к двери. Выходя, она бросила призывный взгляд через плечо – Норт тут же устремился следом.

Полковник Блэквуд постучал перевернутой трубкой о серебряный поднос, вытряхнул из нее пепел, набил ее табаком особого сорта, который купила для него Элизабет, после чего вопросительно взглянул на нее:

– Ты не возражаешь?

Элизабет покачала головой.

– Мне нравится аромат трубочного табака.

Норт удивленно воззрился на жену:

– Правда?

– Не от тебя, – отрезала Элизабет. – Но вид полковника с трубкой всегда навевает на меня приятные воспоминания.

Блэквуд хмыкнул в ответ на умоляющий взгляд Норта.

– Не надейся, я не стану вмешиваться. – Он раскурил трубку и сделал несколько коротких затяжек. Наконец он с наслаждением затянулся, переводя взгляд с Норта на Элизабет и обратно. Они сидели на диване напротив него, и в их позах чувствовалось напряжение, хотя Норт владел собой лучше, чем его жена. – Пришли известия от Уиттингтона и Саттона. Как вы помните, они разрешили упомянуть о них в нашем предприятии. Лорд Саттон получил вчера послание от барона, где его настойчиво приглашают в Баттенберн. Я имею в виду загородную резиденцию. В письме нет ничего такого, что можно было бы вменить барону в вину. Он просто заверяет Саттона, что тот прекрасно проведет время в его поместье.

– А граф Уиттингтон? – спросил Норт.

– Все то же самое, но в устной форме. Баттенберн встретил Уиттинггона в клубе. Граф признался, что если бы он не был в курсе дела, то решил бы, что речь идет о какой-то коммерческой сделке.