В стенах коридора напротив друг друга две чудовищные птицы, туловища наполовину утоплены, клювы угрожающе раскрыты, а крылья чуть разведены, будто сушатся после купания. В конце коридора огромный зал. Обе птицы отливают металлом, но статуи есть статуи, я снова засмотрелся на далекий зал, на дивные колонны, ажурные переходы от стены к стене на большой высоте… что-то мне подсказывает, что по этим мостикам никто не ходил… однако все-таки передвигались. Возможно, даже не касаясь самих мостиков.

Джильдина идет все медленнее, я догнал ее и собирался пойти вперед, но ее пальцы грубо ухватили за локоть.

– Стой, дурак.

Я послушно остановился, удивляясь своей кротости: ни разу не напомнил, что меня вообще-то зовут Ричардом. Она, не отрывая напряженного взгляда от скульптур, шарила в сумке на поясе. Я вертел головой, чудес много, я же дурак, мне можно, умный умеет получать преимущества даже из почетного звания дурака, а я считаю себя ну совсем умным…

Похоже, после одной из Великих войн, возможно последней, на поверхность еще долго не рисковали показывать носа, и люди приспособились к жизни здесь. Такие величественные статуи, храмы, дворцы в каменных толщах не станут выдалбывать заезжие туристы. Здесь жили веками, если не тысячи лет.

Потом, конечно, на поверхность переселялись все новые и новые поколения, но консерваторы жили здесь еще долго. Потому так и стремятся сюда попасть охотники за сокровищами. И потому здесь все так хорошо защищено. Меры принимались как от хищных зверей, что в погоне за добычей опускались по норам и сюда, так и от одичавших соплеменников.

Впереди блеснул свет, мы ускорили шаг, свод ушел вверх, туннель превратился в узкую щель. Сейчас она выглядит пробитой ударом изломанной молнии, а на той стороне в красном свете злого неба видна каменная стена с вырубленными в нем барельефами. Я всматривался до треска в глазах, странные фигуры, странная техника, словно камень выплавляли, лепили из него, как из воска…

Мы вышли, как мне показалось, на дно давно пересохшего колодца великанов. Стена идет по кругу, мы словно внутри исполинского цилиндра, но стены высечены в сплошном камне. На противоположной от нас стороне вход в храм, судя по выступающим из стены колоннам и ритуальным рисункам. Угадываются как древнеегипетские, как и шумерские и всякие там чудовища, не отличить богов и демонов от простых крокодилов.

Джильдина упала на колени и вскрикнула звенящим голосом:

– Мы во Дворце!… Мы во Дворце короля Моргенштейна!

Ага, вспомнил я, Моргенштейн – это тот король, который унес свой талисман в Кольцо Гор, а здесь след его затерялся. Но от нас не скрыться даже королю.

Джильдина не то молится, не то шепчет заклятия, выпученные глаза устремлены на дальнюю стену. Губы шевелятся, а я всматривался в поверхность дна кратера. Кое-где из красного песка торчат металлические штыри, вершины массивных конструкций.

Джильдина повернула ко мне голову.

– Ты можешь поверить? Мы в самом деле в сердце Кольца Гор!.. Я об этом только мечтала…

– Неплохо, – согласился я. – Для начала, конечно.

Она расхохоталась:

– Ты такой дурак, что даже не понимаешь! Сюда стремились попасть все искатели сокровищ!

– Я не искатель, – ответил я, – потому мне тут как-то зевотно. В смысле, тутанхомонно и нефертитьно. Я бы из-за своей нормальной ориентации пошел дальше… А как ты?

Она поднялась с колен, глаза ее не отрывали от меня взгляда, я не мог уловить его выражения, потому мирно улыбался и нетерпеливо притопывал ногой, мол, чё стоим?

– Эх… не понимаешь…

– Не понимаю, – согласился я. – Пойдем?

Она сделала шаг, снова упала на колени и торопливо разгребла песок. Проступила блестящая металлическая деталь. Джильдина вскрикнула от восторга, руки ее заработали, как лопасти бешено работающего землеройного устройства.

Сейчас она была похожа на огромного пса, что выкапывает давно зарытую кость. Деталь увеличивалась в размерах, Джильдина продолжала рыть, я сказал благожелательно:

– Госпожа Джильдина, позволь дураку слово вякнуть… То, что ты так красиво выгребаешь, словно пэдигри накушалась, может быть крестом на крыше колокольни… Очень высокой. Или это крючок, к которому на самой высокой башне замка цепляют флаг…

Она прекратила рыть и посмотрела на меня с тревожным непониманием в глазах. Я кивнул на верх отвесной горы. Там по отполированной поверхности, как по верху исполинского фужера, скользят раскаленные тучи. Хорошо видны застывшие каменные потеки, из-за чего кольцо гор вершинами сблизилось. Мы как будто на дне затухшего вулкана, где потеки сползали почти на треть отвесных стен, застывали, на них наползали еще и тоже застывали, так что здесь простор, а наверху как будто узкое горлышко бутылки.

Теперь установилось равновесие, тучи давно расплавили и сгладили вершины этих гор, а сами бывшие вершины, превращенные в песок, заполнили здесь все даже страшусь сказать на какую глубину. Так что шварценеггерше еще долго рыться руками, даже если употребляет корм для самых сильных собак.

Судя по ее лицу, она наконец-то поверила, что Бог дуракам благоволит. Если горы здесь были действительно огромными, то песком могло засыпать почти доверху, нам еще повезло.

– Иногда и дураки говорят истину, – произнесла она с отчаянием. Брошенный на меня взгляд говорил, что лучше бы убила меня на месте. – Только сами не знают, когда.

– Устами дурака глаголит Бог, – ответил я внушительно. – Мы, дураки, угодны Господу. Нами будет заполнен рай, а умники будут гореть в аду. Чтоб не умничали. Пойдем дальше?

Она огрызнулась:

– Куда? Уже пришли.

Я огляделся.

– Гм, в лабиринте у нас была хотя бы цель. А сейчас?

– Дурак, – ответила она беззлобно, – мы дошли! Даже ты здесь, что удивительно… Все еще живой.

– Только наполовину, – уточнил я.

– А что с тобой?

– Ноги отваливаются, – признался я.

Не слушая моего вяканья, она пошла по красному песку, утопая в нем по колено. Иногда нагибалась и запускала обе ладони в песок по локти, рылась, иногда вытаскивала что-то. Я наблюдал, как она, даже не рассматривая, сразу совала в мешок, делала новый шаг, вся превратившись в слух.

Несколько раз тянула нечто из песка, краснела от натуги, но там не поддавалось, да и непросто, наверное, вытащить даже строительный кран, уцепившись за верхушку, а здесь может оказаться что-то и покрупнее.

Я медленно брел, увязая в песке, по прямой, держа взглядом комплекс скал на той стороне этой исполинской арены. Ловушек здесь не положено по дефолту, а те, что могли быть, погребены под стометровым, это в лучшем случае, слоем песка.