– Хорошо, – сказал я. – Как здорово!

– Что хорошего, – прорычала она, как третий зверь, – тут и с одним не справиться…

– Хорошо, – повторил я.

Лев, весь в сверкающей золотой шкуре и в роскошной гриве, устрашающе взревел и выгнул грудь. Медведь прорычал еще громче, встал на задние лапы и пошел на льва, медленно и нелепо переваливаясь, как беременная утка.

– Ты за кого? – спросил я шепотом Джильдину.

Она даже не поняла вопроса, ее глаза не отрывались от чудовищ. Лев раздул грудь, откинул назад голову, а затем плюнул в медведя огненной струей. Даже мы ощутили жар сжигаемого воздуха, медведь с неожиданной ловкостью поднырнул под струю и уже на четырех лапах в два прыжка оказался перед львом.

– Ни фига себе лев, – сказал я ошарашенно, – это нечестно…

– На войне все честно, – возразила Джильдина.

Лев взревел громче, медведь раскрыл пасть, показывая длинные клыки. Лев ударил его по морде лапой, но чудовищная пасть медведя тут же сомкнулась на ней. Мы услышали скрип, лев неожиданно рванулся вперед и повалил медведя, что отпустил лапу и пытался прокусить закрытое мощной гривой горло.

Некоторое время они дрались молча, даже не взревывали, а только пыхтели и надсадно сопели.

– Когда дерутся лев и медведь, – сказал я, – больше всего выигрывает Джильдина на дереве.

– Что? – переспросила она. – Где тут дерево?

– Это изысканное иносказание, – пояснил я. – Дракон, сидящий на дереве… Говорят, фолклендская война была дракой двух лысых из-за расчески. Как думаешь, что получит победитель после этой драки?.. Хотя да, что это я так размеркантильничался? Словно и не рыцарь… В самом деле, эти двое могут драться не ради презренной выгоды, а ради чести, славы, геройства и расширения ареала.

Лев с рычанием трепал медведя, навалившись сверху, огромный и величественный, настоящий царь зверей. Да только медведь, который хозяин тайги, считал его нелегитимным царем и, сумев обхватить льва лапами, перевернулся на бок, и уже он оказался сверху на льве.

– Доблесть – нравственное мужество, – сказал я. – По-моему, вон у того нравственного мужества больше. Я имею в виду медведя, хотя лев, конечно, импозантнее… Ты на кого ставишь?

Джильдина не отрывала от сражающихся монстров взгляда.

– Лев победит.

– Подумаешь, – сказал я уязвлено. – Красавец! А мне роднее медведь… Суровая неброская красота, без всякой аффектации. Он не позирует, как его противник, а дает отпор Западу молча и сурово. Медведь мудр, а мудрые ведут войну ради мира.

Золотая кожа обагрилась кровью. Легендарные львиные лапы, один удар которых сразу перебивает спину буйволу, для медведя что детские палочки. Лев это наконец понял и теперь со свирепым рыком хватал противника пастью.

– Полезною, – сказал я, – оказывается лишь та война, которая предпринята для идеи, для высшего и великого принципа, а не для материального интереса, не для жадного захвата… Как думаешь, здесь именно тот случай? Мне почему-то хочется в это верить… Я вообще люблю верить в высокое, светлое, чистое, халявное…

Медведь зажал льва в передних лапах, тот взвизгнул по-кошачьи, швырнул в стену. Лев шмякнулся, но не сполз на пол, а метнулся, как брошенный пружиной, обратно. Медведь, не ожидавший такого ответа, рухнул под его тяжестью, а лев с рычанием вцепился в заросшее густой шерстью горло.

– Я же говорила, – прошептала Джильдина.

– Посмотрим, – ответил я угрюмо, – наши медведи так легко не сдаются. Недаром же они на гербе нашей столицы. Большой такой медведь с топором в лапе… Ах да, это на гербе Берлина… Всякую войну легко начать, но крайне трудно кончить, видишь? Лев хотел бы почетной сдачи, но медведь не знает таких понятий. Он будет драться до капитуляции… Не своей, конечно.

Лев ревел и рвал зубами медвежье горло. Мы видели кровь, но, похоже, в пасти льва больше длинной и густой шерсти, чем мяса или кожи, затем медведь обхватил льва всеми четырьмя, сдавил, тот взвизгнул совсем не по-царски, а медведь с усилием сбросил льва. Лев тут же напрыгнул на медведя снова, тот не успел ни встать, ни даже повернуться, но все-таки медведь на этот раз не дал ухватить себя за горло, а бил льва лапами и старался насесть сверху.

– Победы, – сказал я значительно, – которые достигаются легко, немногого стоят. Только теми из них можно гордиться, которые являются результатом упорной борьбы, как сказал великий Карл Гете Вашингтон.

– Лев – прирожденный боец, – сказала Джильдина, она не отрывала взгляда от схватки, – он победит!

– А медведь, – ответил я, – простой труженик. Он даже малину собирает! И мед ест. А зимой спит, как все мы. Но всякий раз свирепая доблесть прирожденных воинов отступала перед суровым мужеством наших тружеников! Кто с мечом к нам…

Она на миг оглянулась.

– Что ты мелешь? Какие труженики? Там лев и медведь!

– Это ограниченный взгляд, – произнес я печально. – Во всем нужно видеть высший смысл. На первый взгляд это всего лишь лев и медведь. На второй – тоже. Даже на третий!.. Кто-то, возможно, увидит даже на четвертый, а на пятый уже и смотреть не станет. Но все-таки, все-таки одухотворенный и эстетически развитый человек должен видеть в будничности больше, чем ему показывают!

Сцепившись, звери давили друг на друга, пытаясь вытеснить с занятого места, словно борцы сумо. Грива льва красиво развевалась, он был грозен и величественен, настоящий царь, лик благороден, а медведь есть медведь, сразу видно, что из леса, никакой грации.

Я с неудовольствием покосился на Джильдину. Все-таки красавчик лев ей нравится больше. Как бы ни играла мышцами, но поскреби любую бизнес-леди, обязательно увидишь бабу. Пусть даже с такими бицепсами, трицепсами, квадрицепсами и сикстицепсами.

Жуткий рев сотряс пещеру, мы услышали хруст, это медведь перекусил льву лапу, но и сам хромает на трех, да еще кровь обильно бежит по шерсти. Лев выглядит как искупавшийся в кровавом бассейне, но у него шерсть короче, раны видны, в то время как медведю, возможно, досталось больше.

– Говорят, – сказал я, – победитель приобретает некоторые черты побежденного… Кто будет победителем, еще неясно, хотя уже известно, но в конечном счете ничто так не помогает победе истины, как сопротивление ей. Как думаешь, кто из них больше ей сопротивляется?

– Кому? – переспросила она туповато.

– Истине! – сказал я. – Истина ведь не только в вине, водке, пиве, саке, виски, джине, роме, глинтвейне и прочих взвеселяющих эликсирах. Истина бывает и возвышенной, одухотворенной, эстетически мотивированной, как, к примеру, око за око, зуб за зуб, глаз за глаз, подлодку за подлодку… Кстати, нам можно не прятаться. Им сейчас вообще не до нас. Да и вообще…

– Что?

Я отмахнулся.

– Уверен, победитель нас не тронет…