асом разметки. Показывая Лиде газету, смеялся: «Понапишут же всякую ерунду!» — но видно было, что «ерунда» эта ему нравится и нравится, что Лида забрала у него газету, бережно сложила и убрала в шкаф.

Сейчас, уходя в слезах с Марсова поля, вспомнила почему-то давний разговор с Олегом о том, неудачница ли она, и рассердилась на себя: дура, вот ты кто. Прошляпила все на свете и ноет: «Ах, я неудачница!»

На самом деле она знала, что ничего не прошляпила, не так все это называется, но, чтобы успокоиться и вернуться домой с веселым лицом, надо — лучший способ! — рассердиться на себя.

Тетки в городе не было. Выйдя на пенсию, она теперь по полгода жила в деревне, в доме, который остался за Лидой после смерти матери, возилась там на огороде, даже кур завела. Олег, когда тетка уехала, затеял ремонт. После возвращения Лиды из роддома сказал ей:

— Теперь все. Теперь я живу и никуда не ухожу, и мне твои настроения вот здесь.

Он провел рукой по горлу. Лида промолчала. Пусть живет. Во-первых, нет сил возражать, во-вторых, одной еще хуже.

Дома ее ждал сюрприз. Да какой! Игорь Машков.

— А я в отпуск приехал. Дай, думаю, зайду — сто лет не виделись. Ну, как ты? — говорил он, вглядываясь в Лидино радостно плачущее лицо. (Как только увидела Машкова — заплакала, видно, не все слезы выплакала на Марсовом поле.)

— Игорь, я так рада тебе, так рада! — говорила она, хлопоча вокруг стола, бегая от буфета в кухню и обратно.

— Да сядь ты! Мы с твоим Олегом, пока тебя ждали, уже закусили. Успокойся.

— Ужас, — говорила Лида, убирая со стола остатки вареной колбасы на серой оберточной бумаге. Через полчаса на белой скатерти стояли тарелки, чашки. Олег уже сгонял в магазин и теперь открывал какие-то банки, которые Лида вытаскивала из холодильника.

— Ну, со свиданьицем! — сказал Машков, когда наконец расселись. — Рассказывай!

— Нет, это ты рассказывай! — запротестовала Лида.

— А что мне рассказывать! У меня вулканы да вулканы.

— А у меня закройный да закройный, — засмеялась Лида.

— Видишь, какие мы, оказывается, стабильные люди. Стабильность — признак мудрости.

— Ну, вот еще! По-моему, наоборот. Что хорошего, когда каждый день одно и то же? — возразила Лида.

— Как это, одно и то же? Вовсе нет. Постижение — вот что прибавляет день. А предела постижению нет. — Игорь повернулся к Олегу: — Ты согласен со мной?

Они уже были на «ты» и вообще так, будто знали друг друга еще в той жизни, в которой Олега и не было, а были Лида, Игорь, Мила, Виктор, Наталья Максимовна.

— Какое время было? Правда, Игорь? — грустно спросила Лида.

— Времена не выбирают, в них живут и умирают, — тотчас же отозвался Машков.

Потом говорили о любви, о счастье. «А ты счастлив?» — спросила Лида. «Конечно, — серьезно ответил Машков. — А ты разве нет!» «Ну, это сложный вопрос», — сказала Лида, взглянув на Олега.

Машков тоже посмотрел на Олега и сказал, обращаясь к нему:

— У этого сложного вопроса есть, конечно, множество сложных ответов, но среди них существует и простой: вот я иду утром на работу и знаю, что, если не приду, там без меня все посыплется к чертовой матери.

— Игорь, а кто это написал: «И ты поднимешься ко мне со дна стихов моих»? — спросила вдруг Лида.

— Ого! Помнишь? — обрадовался Машков. — Это ранний Тихонов.

— Как это — ранний?

Он объяснил. Потом вспоминали Милу и Виктора, помянули и Наталью Максимовну, чтоб земля пухом…

Когда-то Лида думала, что у нее с Маратом будет такая жизнь, как у Милы с Виктором: веселая, открытая, прекрасная.

— Ты старайся, чтобы у тебя была умная жизнь, — говорила Лиде Наталья Максимовна.

— Что значит — умная? — спрашивала Лида.

— Никому не завидуй, ни на кого не злись попусту, не трать себя по пустякам — вот это и будет умно…

Когда Машков стал прощаться, Лида сказала:

— Я провожу тебя до автобуса.

Они вышли во двор, и Машков помахал Олегу, смотревшему на них из окна.

— А ты знаешь, он хороший мужик, — сказал Игорь, беря Лиду под руку, — без подделки.

На совещании у директора к Чичагину подсел зам по снабжению и, пока все с шумом рассаживались, сказал ему негромко:

— Как насчет баньки?

Чичагин не успел ничего ответить: совещание началось. Зам по снабжению заговорщицки подмигнул и написал на листке блокнота: «После совещания. А?»

Чичагин знал, что на фабричном стадионе года два назад выстроили сауну, она вскоре сделалась знаменитой, и приглашение в нее было неким знаком заслуг: приглашались только нужные люди. Марат Васильевич, хоть и был всегда немалым человеком в городе, приглашения не дождался. Теперь же его звали уже не на правах именитого гостя, а по-свойски, как одного из хозяев.

«Пойти, что ли? — подумал он. — Надо посмотреть, что они там соорудили».

Соорудили прекрасно. Разве что в Прибалтике Чичагину приходилось такое видеть. Роскоши особой вроде бы и нет, но все отменно и со вкусом.

Компания собралась небольшая: кроме Чичагина и зама по снабжению был еще зам по общим вопросам, директор стадиона и Левка Курилов, с которым когда-то вместе работали в горкоме комсомола — Лев Георгиевич Курилов, помощник начальника.

Так всегда говорили: помощник начальника, начальник сказал, докладная для начальника. Имя начальника не называлось — подразумевалось. Левка Курилов долгое время держал Марата за приятеля, потом заважничал, стал водить дружбу с людьми повыше. Чичагин не набивался — нет так нет, он вообще ни к кому никогда не набивался ни в друзья, ни в зятья.

Когда-то женился на Таньке Барановой сгоряча и сдуру. Показалось, что не жениться нельзя после того, как все видели, что он ходил ночью к ней в палатку. Поехали целой бригадой в спортивный лагерь разбираться с ЧП (двое ребят напились и подрались), и уже в «уазике» случайно, но очень близко оказались рядом С Танькой. «Уазик» кидало на ухабах, когда свернули с шоссе, и Танькины руки все время хватались за Марата, а горячее бедро просто жгло его через брюки.

Странно, он все время помнил, что любит Лиду Михайлову, у них все еще только начиналось, все время помнил, что любит, но руки сами собой делали свое дело, и ночью он пришел к ней в палатку, и на другую ночь тоже, и на третью.

Дело, конечно, не в том, что, женившись на Таньке, он потерял Лиду, — на Лиде он вряд ли когда-нибудь женился бы, дело в том, что, женившись на Таньке, он упустил сразу столько возможностей! Вот Левка не упустил, он женился гораздо позже