С Паньди тоже слетела вся внушительность. Широкое лицо её раскраснелось, толстая нижняя губа подрагивала, словно в лихорадке, и она вдруг заорала, как скандальная деревенская баба:

— Ты, слепой Сюй, нарочно тут воду мутишь! Чем моя семья перед тобой провинилась? Эта твоя вертихвостка жена затащила Сыма Ку на пшеничное поле, там их и поймали. Стыдно стало людям в глаза смотреть, вот опиума и наглоталась. Ещё я слыхала, кусал ты её по ночам, как пёс. Известно тебе, скольким людям жёнушка твоя искусанную грудь показывала, а? Это ты её до смерти довёл. С Сыма Ку никто вины не снимает, но главный преступник — ты! Думаю, если кого и расстреливать, так в первую очередь тебя!

— Вот, слыхали, высокий начальник? — взвился слепец. — Только гаолян скосил, глядь — на волка угодил.

На помощь Паньди поспешил Лу Лижэнь. Он попытался поднять Сюй Сяньэра, но тот лишь колыхался, как желе.

— Требуя расстрелять Сыма Ку, ты, дядюшка, прав, — увещевал его Лу Лижэнь, — но настаивать на расстреле детей неправильно, дети не виноваты.

— А Чжао Шестой в чём виноват? — возразил Сюй Сяньэр. — В том, что продал несколько пирожков? Разве дело не в его ссоре с Чжан Дэчэном? А вы сразу — расстрелять! Тут же и потащили расстреливать! Нет, почтенный уездный начальник, пока не расстреляете потомство Сыма Ку, не сдамся!

— А ведь мать Сюй Сяньэра приходилась Чжао Шестому тёткой. Стало быть, они двоюродные братья, — послышался негромкий голос из толпы.

С застывшей на лице неестественной улыбкой Лу Лижэнь нерешительно подошёл к важному лицу и что-то конфузливо проговорил. Тот потёр гладкую поверхность тушечницы, на его худощавом лице появилось свирепое выражение.

— Неужели и с такими пустяками надо вместо тебя разбираться? — ледяным тоном бросил он, уставившись на Лу Лижэня побелевшими от ярости глазами.

Лу Лижэнь полез за носовым платком, чтобы вытереть взмокший лоб, обеими руками поправил сзади красную повязку и подошёл к краю возвышения с застывшим, как воск, лицом:

— Наше правительство — правительство широких народных масс, — громко провозгласил он, — и мы исполняем волю народа. Сейчас прошу поднять руки тех, кто за то, чтобы расстрелять детей Сыма Ку!

— Ты что, рехнулся? — в бешенстве набросилась на него Паньди.

Народ внизу сидел молча, потупив головы. Ни поднятых рук, ни малейшего звука.

Лу Лижэнь вопросительно посмотрел на важное лицо. Тот холодно усмехнулся:

— Спроси, кто за то, чтобы детей не расстреливать.

— Прощу поднять руки, кто за то, чтобы детей Сыма Ку не расстреливать! — возгласил Лу Лижэнь.

По-прежнему никто не поднял головы и не издал ни звука, ни одна рука не потянулась вверх.

И тут неторопливо поднялась матушка:

— Если тебе нужна чья-то жизнь, Сюй Сяньэр, пусть расстреляют меня. А мать твоя не повесилась. От маточного кровотечения она умерла, это у неё ещё с тех пор, когда бандиты бесчинствовали. Моя свекровь помогала готовить её к погребению.

Важное лицо встал, повернулся и отошёл за возвышение. Лу Лижэнь поспешил за ним.

Там, на пустыре, важный чиновник говорил ему что-то, негромко, но быстро, при этом время от времени поднимал тонкую и нежную белую ручку и разрезал ею воздух, словно рубил сверкающим мечом нечто невидимое. Потом его окружили телохранители, и они, громко топая, удалились.

Лу Лижэнь стоял потупившись и будто одеревенев. Потом, словно очнувшись, он, волоча отяжелевшие ноги, вернулся на своё место и долго таращился на нас застывшим взором. Вид у него был жалкий. Наконец он заговорил, и глаза его яростно сверкнули, как у игрока, сделавшего большую ставку:

— Сыма Лян, сын Сыма Ку, приговаривается к смертной казни! Приговор привести в исполнение немедленно! Сыма Фэн и Сыма Хуан, дочери Сыма Ку, приговариваются к смертной казни! Приговор привести в исполнение немедленно!

Матушка вздрогнула всем телом, но в тот же миг взяла себя в руки.

— Только попробуйте! — бросила она, обнимая обеих девочек.

Нерастерявшийся Сыма Лян опустился на четвереньки и потихоньку пополз прочь. Люди в толпе переминались с ноги на ногу, стараясь прикрыть его.

— Сунь Буянь! Почему не выполняешь приказ?! — заорал Лу Лижэнь.

— Совсем у тебя с головой плохо, раз такие приказы отдаёшь! — накинулась на него Паньди.

— С головой у меня всё в порядке, трезвая и ясная. — И он стукнул себя по макушке кулаком.

Немой нерешительно спустился вниз. За ним последовали двое милиционеров.

Сыма Лян тем временем выбрался из толпы, вскочил на ноги и, скользнув между двумя часовыми, припустил к реке.

— Сбежал, сбежал! — закричали с возвышения.

Часовой скинул с плеча винтовку, передёрнул затвор и пару раз пальнул вверх. А Сыма Лян уже скрылся в кустах на дамбе.

Пробравшись между стоящими, немой с милиционерами оказались наконец перед нами. На него угрюмо и дерзко глянули его сыновья — Старший Немой и Младший Немой. Он протянул свою лапищу и тут же получил плевок в лицо от матушки. Отдёрнул руку, утёрся, потом протянул её снова. Матушка опять плюнула, но на этот раз не столь метко — плевок попал ему на грудь. Немой обернулся на тех, кто был наверху. Лу Лижэнь расхаживал, заложив руки за спину. Паньди сидела на корточках, обхватив голову руками. Застывшие лица уездных и районных ганьбу и вооружённых милиционеров напоминали глиняных идолов в храме местного божка. Нижняя челюсть у немого привычно затряслась, и он выдохнул своё «То, то, то…».

— Ну давай, скотина! — пронзительно вскрикнула матушка, выпятив грудь. — Убей меня первой! — И тут же бросилась на него, вцепившись ему в лицо. На щеке немого заалела глубокая царапина. Он дотронулся до неё, поднял пальцы к глазам и тупо уставился на них, будто не понимая, в чём они испачканы. Потом поднёс к приплюснутому, как у мопса, носу и принюхался. Высунул толстый язык и лизнул. И вдруг с мычанием толкнул матушку так, что она, отлетев, как пёрышко, упала навзничь. Мы с плачем бросились к ней.

Немой начал ожесточённо расшвыривать нас в разные стороны. Я упал, ткнувшись в спину какой-то женщины, Ша Цзаохуа плюхнулась мне на живот. Лу Шэнли отлетела на какого-то старика, а восьмая сестрёнка ударилась в плечо старухи. Старший Немой вцепился в руку отца, и как тот ни старался стряхнуть его — безрезультатно. А малец ещё и впился ему в кисть зубами. Младший немой, обхватив руками ноту отца, грыз его твёрдое колено. Немой тряхнул ногой, и младший сын, перевернувшись через голову, свалился на мужчину средних лет. Потом немой с силой взмахнул рукой, и старший сын с куском отцовской плоти в зубах отлетел на колени сидевшей неподалёку старухе.

С Сыма Фэн в одной руке и Сыма Хуан в другой немой топал по грязи, высоко поднимая ноги и оставляя глубокие следы. Подойдя к возвышению, он зашвырнул их туда — сначала одну, потом другую. С громким криком: «Бабушка!» — девочки спрыгнули вниз, но немой поймал их и снова забросил наверх. Туда, пошатываясь, рванулась поднявшаяся с земли матушка, но сделала лишь пару шагов и снова упала.