— Она здесь была. — Каркнул Ночь.

— И не одна. — Улыбнулась Вечерняя-Зорька.

— С кем?!

— С человеком. Но очень необычным. — Сказ Ночь.

— Похоже он последний из рыцарей света. — Перебила его Вечерняя-Зорька.

— Но он какой-то тусклый. Как будто испорченный.

— С ней всё в порядке?

— Да, больше чем. Он её защищает. — Сказала Вечерняя-Зорька.

— Так, ногу только подвернула, бедняжка. Но это пройдёт. — Сказала Утренняя-Зорька.

— Почему я её не вижу? Она как будто провалилась в омут.

— Я же говорю тебе похоже он рыцарь света. — Сказала Вечерняя-Зорька.

— А как вы это поняли?

— Ну как бы тебе это сказать… — Начала Вечерняя-Зорька, лукаво скосив глаза. — Мы же не знали, что это твоя дочь. Мы только потом поняли.

— Но ты не переживай он нас отделал, всё в порядке. — Сказала Утренняя-Зорька.

— Прямо здесь. Это она его сюда привела. Правда не понятно зачем. Они переночевали и ушли. Нам пришлось их пустить. — Сказала Вечерняя-Зорька.

— Они что, вместе…? Как они ночевали?

— Не волнуйся! — Добродушно улыбнулась Утренняя-Зорька. Между ними ничего не было, он тот ещё сухарь. Не хуже тебя. Ха, ха, ха, ха.

У Годфри немного отлегло.

— А что же они тогда здесь делали?!

— Знаешь ли, они нам не рассказали. Он вообще очень неразговорчивый персонаж. — Сказала Утренняя-Зорька.

— Они ссорились. — Сказала Вечерняя-Зорька.

— Ночь, дружище, а ты мне что скажешь? Где мне искать мою девочку?

— Мне жаль твою школу. Я видел, что они с ней сделали. Я помогу тебе отомстить, как и обещал, когда мы клялись друг другу в верности. Но я не советую тебе трогать его. С ним Доротея сейчас в безопасности. Единственное, он может увести её от нас. Он нам не друг. И ещё за ним идёт зло. Я не знаю какое. Не вижу. И это очень странно. Думаю, ты и сам его чувствуешь.

— Да. Но дочь это единственное, что у меня осталось.

— Я найду Дору для тебя. Её я не вижу. Но его найду, а она должна быть рядом с ним. Больше ей некуда идти.

— Тогда я начну с мести! Привести дочь в город, когда в нём бесчинствуют разбойники, было бы неуважением к ней и к себе.

— На нас можешь рассчитывать! — Сурово и спокойно сказал Ночь.

— Спасибо. Я не буду тянуть, займусь этим сегодня.

Годфри встал из-за стола и направился к выходу.

— И, я тебе серьёзно говорю сейчас ей безопасней с ним. Наведи порядок в своих делах, а потом иди за ней. Мой тебе дружеский совет. — Подытожил Ночь.

— Спасибо за помощь! — Годфри распахнул дверь.

— А чаю то не попил! Как же ты без чая. — Наигранно взволновалась Вечерняя-Зорька.

— Попьём ещё. А пока ночь не прошла надо разобраться с делами в городе.

Годфри вышел. Обратный путь так же был прост. Никаких опасных для жизни испытаний: чудовищ с загадками на пути и хлопающих острыми зубами ворот, сквозь которые надо проскочить. Удивительно прямая, но тонкая тропинка сквозь мрак. «Странно почему они меня не водят ей постоянно?» — Подумал Годфри.

Когда он открыл глаза костёр тлел ярко-красными углями, а сквозь деревья на него смотрело звёздное весеннее небо с молодой луной. Он подкинул ещё хворосту. Тот сразу занялся, освящая вокруг ярким пламенем кусты и стволы деревьев. «Про учеников ничего не спросил!» — С досадой подумал Годфри. «Но ладно. Если разберусь в городе с этими разбойниками, то и с учениками вопрос решится. Скорее всего, они их держат под стражей, чтобы использовать как разменную монету в переговорах. Рыба гниёт с головы, так и наш город. Надо избавить его от падали. Разберусь с главами заговорщиков, а остальные разбредутся сами собой».

Он отпил из фляжки продолжая внутренний монолог. Сходил к роднику, размялся. Втянул полную грудь ночного, свежего воздуха и отправился к городу легким бегом.

На подходе к Новгородским стенам Годфри уже имел в голове отчётливо сложившийся план: разобраться вначале с Митрофаном, освободить из городской ратуши пленённых там членов городского вече, а потом пусть бьют в набат и собирают народ пока он прогуляется в контору к Флору.

Весь видимый мир скрывала прекрасная пелена ночного мрака. Годфри почувствовал, что Ночь рядом, когда бесшумно подходил к зданию городского вече. Охрана на входе не успела заметить его, как заснула крепким сном повалившись на землю. Внутри, истошные женские крики из зала собрания и матерная ругань солдатни, вызвали на его лице страшную гримасу. Он мысленно обратился к своему союзнику и тот показал ему что творится в тёмных уголках здания. На свету Ночь не видел. Ярко освящённые факелами участки выглядели для него белыми пятнами. Годфри про себя выругался, увидев происходящее в зале веча. Но приятным было то, что почти вся стража была там. Кроме Митрофана, сидящего в сильном подпитие в комнате на втором этаже. Капитан стражи был настолько беззащитен, что Годфри даже расстроился.

Митрофан был неплохим воином, да и служакой нормальным. Годфри, несмотря на всю ограниченность этого человека, не испытывал к нему раньше, злобы или неприязни. Он всегда понимал, что Митрофана надо держать покрепче в узде, иначе ему сорвёт крышу. Правда предательства от него не ожидал, а теперь, после того, как он обнаружил свою подноготную, Годфри скорее испытывал к нему жалость, как к глупому животному, одуревшему от собственной безнаказанности. Но для предателя во все времена был один конец и Годфри традицию менять не хотел. Единственное, что он пообещал себе, это то, что не убьёт его внезапно, сидящем в кресле, а позволит прежде встать и достать оружие, чтобы принять смерть, как подобает мужчине.

Дверь не была заперта. Это удивило Годфри. Он спокойно отворил её и зашёл. Но по настоящему странным было то, что Митрофан, по всей видимости, ждал его.

— А, это ты? — Сказал он. — Я знал, что ты сегодня придёшь. Не стал запирать дверь.

— Достань меч и встреть смерть, как подобает!

— У нас же есть минута?

— Твои люди внизу творят такое, что времени медлить у меня нет.

— У нас у всех снесло крышу. Я не знаю почему это так случилось. И не хочу не на кого сваливать вину за то, что сделал. Единственное я хочу, чтобы ты знал, когда всё начиналось я действительно хотел, как лучше.

— Хватит нести чушь. Ты не мог не понимать, что делал, когда предательски расправлялся с моими учениками. И если ты сейчас же не встанешь моё терпение кончится, и я прирежу тебя как свинью.

— Я собственно всё сказал. Но я имел в виду тот период времени,