– Абсолютно.

Смайли еще немного помедлил. Он взвешивал метод и возможность улова, и серая, расплывающаяся вдали фигура Карлы, словно манящий призрак, звала его.

– Что ж, зеленый свет, – скомандовал Смайли. – Да. Начали.

Не успел он договорить, как Тоби уже стоял в телефонной будке метрах в двадцати от павильона. «Сердце у меня работало как паровоз», – вспоминал он потом. Но глаза его при этом горели боевым огнем.

* * *

Впоследствии в Саррате даже воссоздали модель этой сцены, и время от времени руководство, вытаскивая ее на свет, рассказывало о том, как все происходило.

Старинный город Берн лучше всего представить себе в виде горы, крепости и полуострова – все вместе, как на модели. Между мостами Кирхенфельд и Корнхаус река Аар делает изгиб, и старый город гнездится внутри этого изгиба, он лезет вверх средневековыми улочками, пока не достигает великолепного собора поздней готики, который венчает гору и является славой города. Рядом с собором, на той же высоте, находится платформа, с южной оконечности которой бесстрашный посетитель может смотреть вниз, где под скалой, отвесно падающей с высоты в сотню футов, пенится и клубится река. Это место словно специально создано для самоубийц, да и наверняка не один человек покончил там жизнь. Здесь, согласно народному преданию, некий глубоко верующий упал с лошади и, пролетев вниз с такой страшной высоты, благодаря Господу Богу не разбился, тридцать лет потом служил церкви и мирно умер в преклонных летах. Остальная же часть платформы – место вполне безопасное, со скамейками под декоративными деревьями и с площадкой для детских игр, а в последние годы – и для игры в шахматы. Шахматные фигуры высотой в два фута и более передвигаются довольно легко, но в то же время достаточно устойчивы, чтобы противостоять порывам южного ветра с окрестных гор. Они тоже воссозданы на модели.

К тому времени, когда туда прибыл Тоби Эстерхейзи, неожиданно выглянувшее солнце вытащило на улицу небольшую, но плотную группу любителей шахматной игры, все они стояли или сидели вокруг расчерченной квадратами площадки. А в центре группы, всего в шести шагах от того места, где остановился Тоби, стоял, забыв обо всем окружающем, советник (торговый) Антон Григорьев из Советского посольства в Берне, сбежавший с работы и от семьи, и увлеченно наблюдал сквозь стекла очков за каждым ходом игроков. Позади Григорьева застыли Скордено и де Силски и следили за ним. Игроки были молодые, бородатые и легкомысленные – если не студенты, то, безусловно, жаждавшие быть принятыми за таковых. И они прекрасно сознавали, что сражаются на публике.

Тоби и раньше уже бывал рядом с Григорьевым, но никогда еще внимание русского не было так сосредоточено на чем-то. Со спокойствием, предшествующим неминуемой схватке, Тоби внимательно оглядел его и понял, что ранее сложившееся у него мнение верно: Антон Григорьев – не оперативник. Столь всецело поглощенным, столь откровенно не скрывающим своих чувств при каждом сделанном или предполагаемом ходе мог быть лишь человек наивный, который никогда не выжил бы в условиях вечной внутренней борьбы в Московском Центре.

Еще одной удачей оказался внешний вид Тоби. Из уважения к воскресному для бернцев дню он надел темное пальто и черную меховую шапку. Поэтому в этот решающий момент выглядел так, как хотел бы выглядеть, если бы заранее спланировал все до последней детали: солидный мужчина, отдыхающий в воскресный день.

Тоби бросил взгляд на соборную площадь. Машины стояли, где надо.

Раздался взрыв смеха. Один из бородатых игроков схватил королеву и, делая вид, будто ему не под силу ее тяжесть, прошел, пошатываясь, несколько шагов и со стоном опустил ее. Лицо Григорьева потемнело, он насупился, обдумывая неожиданный ход. По знаку Тоби Скордено и де Силски встали по бокам Григорьева, так что Скордено даже толкнул плечом свою «дичь», но Григорьев и внимания не обратил. Восприняв это за сигнал, «наружники» Тоби начали просачиваться в толпу, образуя позади де Силски и Скордено второй эшелон. Тоби не стал больше ждать. Он подошел к Григорьеву и с улыбкой приподнял шляпу. Григорьев тоже улыбнулся в ответ – правда, не очень уверенно, как отвечают коллеги дипломату, которого плохо помнят, – и, в свою очередь, приподнял шляпу.

– Как поживаете, советник? – спросил Тоби по-русски, слегка насмешливым тоном.

Окончательно сбитый с толку Григорьев сказал: «Спасибо, хорошо».

– Надеюсь, вы получили удовольствие от маленькой экскурсии, которую совершили в пятницу, – продолжил Тоби все тем же небрежным, но очень спокойным тоном и взял Григорьева под руку. – По-моему, старинный городок Тун недостаточно оценен членами нашего почтенного дипломатического сообщества. С моей точки зрения, его следует всячески рекомендовать – он заслуживает внимания как своей стариной, так и банками. Вы со мной согласны?

В конце этого вступительного слова, достаточно длинного и достаточно настораживающего, Григорьев оказался на краю толпы. Скордено и де Силски уже стояли сзади.

– Меня зовут Курт Зибель, майн герр, – объявил Тоби Григорьеву на ухо, продолжая держать его под руку. – Я главный контролер бернского Стандарт-банка в Туне. У нас есть некоторые вопросы касательно счета доктора Адольфа Глазера. Вы правильно поступите, если сделаете вид, будто знаете меня. – Они не спеша вышагивали бок о бок. Позади неровной линией следовала «наружка», словно игроки в регби, расставленные для внезапного броска. – Пожалуйста, не волнуйтесь, – продолжал Тоби, считая шаги. – Если вы могли бы уделить нам часок, майн герр, я уверен, мы сможем все уладить, не внося треволнений в ваши домашние или профессиональные дела. Прошу вас.

Для секретного агента стены между безопасностью и крайне рискованной ситуацией почти не существует, это тончайшая пленка, которая может лопнуть в одну секунду. Можно вести человека годами, постепенно подготавливая его к переходу. Но сам переход – «Вы согласны или не согласны?» – является скачком либо в провал, либо в победу, и Тоби на мгновение подумалось, что он смотрит в лицо поражению. Григорьев наконец остановился и, повернувшись, уставился на него. Бледный, как тяжелобольной человек. Он вздернул подбородок и открыл было рот, чтобы возмутиться. Дернул руку, пытаясь высвободиться, но Тоби держал крепко. Скордено и де Силски стояли поблизости, но до машины оставалось еще добрых пятнадцать метров, а это, по понятиям Тоби, расстояние немалое, если придется тащить такого крупного мужчину. Пока же, повинуясь инстинкту, Тоби ни на минуту не умолкал.

– Есть некоторые нарушения, советник. Серьезные нарушения. У нас есть досье на вашу персону, картина создается весьма неприглядная. Стоит мне только передать его швейцарской полиции, и уже никакие дипломатические протесты в мире не защитят вас от весьма неприятного преследования – едва ли стоит упоминать, какие последствия это может иметь для вашей профессиональной карьеры. Так что прошу вас. Я сказал – прошу вас.

Григорьев продолжал стоять неподвижно. Казалось, он пребывал в нерешительности. Тоби потянул его за рукав, но Григорьев стоял как скала и, похоже, не замечал оказываемого на него давления. Тоби сильнее подтолкнул его, Скордено и де Силски придвинулись, но Григорьев упорствовал с силой обезумевшего человека. Рот его раскрылся, он глотнул слюну, тупо глядя на Тоби.