У вас было много материала для работы?

Мы думали, не сделать ли двойной альбом, у нас было восемнадцать или двадцать песен, и мы думали, не записать ли два диска. Но чем больше работаешь над песнями, тем больше одни тебе начинают нравиться больше других. Когда мы решили записать очень разнообразный альбом, то поняли, что двойной альбом разнообразным сделать не получится. Мы купили кучу старых джазовых инструментов и стали пробовать играть на них разные песни… и даже, для смеха, наши старые песни. Под конец мы даже стали шутить: «Хорошо, давайте станем джаз-бандом!» Мы могли бы записать целый джазовый альбом как фортепианное трио, и я очень хочу это сделать, сыграть пару вечеров в клубе Ронни Скотта.

Чувствовали ли вы клаустрофобию во время записи?

Мы были настолько далеко от мира, что это вызывало еще больший страх. Мы говорили о том, как выжить после Третьей мировой войны. А потом внезапно оказались в нью-йоркском клубе и танцевали там.

Лондон, весна 2006 года

В прошлый раз было довольно очевидно, каким выйдет альбом, но на этот раз все было не так, в том числе потому, что музыки было очень много. Для нас важно было уделить каждой песне достаточно внимания, потому что в прошлом у нас бывали песни, которые не добирались до альбома, но потом переслушиваешь их и думаешь: «Если бы у нас было время их закончить, звучало бы отлично». Обычно мы торопимся, потому что у нас запланировано турне, но на этот раз мы решили дать себе достаточно времени, чтобы поработать над всеми песнями. На этом альбоме точно нет никакой фигни, сделанной второпях.

Запись последнего альбома была странной, потому что я посадил их на свою репетиционную студию под моим офисом в Патни, а они там ничего не делали! Я спускался к ним по лестнице, а они сидели там: «Мы застряли, мы разговариваем». У них были репетиции, которые так ни к чему и не привели; они просто сидели, болтали о разном, спрашивали меня: «Как назвать наш лейбл?» – у них в ту пору была вся эта катавасия с Уорнерами, и когда они собрались в Мираваль, у них вообще не было никаких идей, они все еще обсуждали. Помню, Мэтт сказал мне: «Что думаешь о песне из вестерна, только в духе диско восьмидесятых?» Я ответил: «Звучит круто!» Но я не провидец, я не могу услышать или представить себе, что с этим можно сделать. Но он такой: «Эннио Морриконе и мощный дискотечный бит!» Он уже знал, чего хотел, и сказал мне: «Мы хотим записать альбом, где каждая песня передает разные эмоции, разные вещи». Я такой: «Разве эмоций не всего три?» Вы знаете, сколько всего есть эмоций? Они говорили и говорили друг с другом, потом Дом повредил палец, потом мы с ним съездили на велосипедах от Лондона до Брайтона, потому что это был первый День отца с тех пор, как его отец умер, и мы сделали это для благотворительности. Я не ездил на велосипеде уже несколько лет; а этот маленький гад каждый день проезжал на нем двадцать миль до репетиционной студии и обратно, чтобы привести себя в форму. Помню, я чувствовал себя взрослым парнем, которого обгоняет сопляк – младший брат, а потом еще и ждет, пока я его догоню! От Лондона до Брайтона в самый жаркий день с 1964 года! Добрался туда, выпил пару пинт, обратно мы поехали на такси, сходили на концерт Mötley Crüe, а потом поели карри. Замечательный был день. И я подумал, что это был идеальный способ прославить жизнь его отца, сделав что-нибудь сумасшедшее. Это было очень эмоционально – несколько раз, пока мы ехали на велосипеде, я смотрел на Доминика и сочувствовал ему. Он это делал в первую очередь для себя.

Какой была атмосфера в Миравале?

Мрачной, но я приезжал только в самом начале записи, мы с Домом болтали про барабаны, а еще пробовали ставить их на улицу, чтобы посмотреть, как они там звучат. Звучали они, кстати, ужасно. Даже не пробуйте такого никогда, звучит как говно, так барабаны записывать не надо. А потом, когда они все оборудовали, я уехал. Они были готовы отлично провести время и записать крутой альбом, но получилось у них не слишком много. Было как-то мрачновато, как-то странновато, они просто говорили. Говорили о том, не распустить ли группу и какой будет жизнь после Muse.

Они говорили всерьез?

Думаю, такие разговоры никогда не закончатся. Думаю, они достаточно умные ребята и понимают, что вечно это не продлится, но я лично не представляю, что они остановятся. Мне кажется, им просто нужно периодически проверять: «Где мы? Что мы делаем? Правильно ли поступаем? Так ли надо продолжать дальше?»

Что вы помните о Рединге?

Помню, я смотрел Arctic Monkeys, и в сравнении они выглядели просто как куча дерьма! [Muse] были созданы для этого дня. Вот когда я увидел плоды славы. У Мэтта был собственный автобус. Я позвонил ему и спросил, где он, а он был в Гайд-парке! Все было так странно: он приехал буквально в последнюю минуту. У Криса был собственный гастрольный автобус с семьей и няней, я зашел к нему в автобус поиграть с детьми и увидел, насколько это круто – приезжать на фестиваль с собственной гостиницей! Дом был в автобусе группы, который тогда возил только Дома, Моргана, Тома и кое-какие вещи, но если бы Мэтт приехал на своем автобусе, это были бы три пустых сосуда. Но потом пришел Крис, словно джентльмен на семейной прогулке, и день был нормальный. Помню, атмосфера была очень забавная. Они просто смеялись, никаких нервов. А потом приехал Мэтт, слегка нервничавший, и я собирался уйти. Он сказал: «Нет-нет, все нормально, заходи. Это просто концерт, и все». Это было очень волнующе, но они все еще пытались осознать тот факт, что выступают хедлайнерами на Редингском фестивале. И они отыграли его на десять из десяти. Просто невероятно. Концерт становился все мощнее, мощнее и мощнее, до сумасшествия. Это на самом деле один из моих любимых концертов Muse.

Мадрид, октябрь 2006 года

(Печатается с любезного разрешения IPC Media)

Как прошел Рединг?

Хорошо, это был важный момент для нас, потому что мы из Уэст-Кантри, так что не слишком часто бывали в Лондоне. Мы ездили на фестивали, потому что там можно посмотреть все группы, которые хочешь увидеть, за очень короткое время. Я ездил в Рединг как фанат где-то четыре-пять раз, на «Гластонбери» тоже, но в Рединге, помню, я увидел Rage Against The Machine и подумал: «Хочу выйти на сцену и тоже так выступить». В общем, этот концерт помог мне представить себя одновременно среди зрителей и на сцене. Я точно знал, каково мне было, когда я смотрел выступление группы, так что, играя, я вспоминал это чувство.

Вы выступили хедлайнерами на Carling Weekend. Теперь вы больше не аутсайдеры рока?

Думаю, мы до сих пор аутсайдеры, чужаки, но если мы и стали бы большой, известной группой, то обязательно на наших собственных условиях. Я не думаю, что нам когда-нибудь захочется играть то, что сейчас популярно, или притворяться, что мы в какой-то определенной тусовке с другими группами. Если группа становится известной, очень приятно, когда удается сделать это на своих условиях, создать свой мир. Концертная музыка снова в моде, и сейчас для британской музыки наступило отличное время, но я горжусь и тем, что нет ни одной группы, которая звучала бы так же, как мы.