На подходах к Лиепае, Ханко, Таллинну и Кронштадту были выставлены базовые дозоры. С 17 июня флот приступил к систематическому проведению воздушной разведки акваторий, прилегающих к нашим территориальным водам, Ботнического залива, Данцигской бухты и средней части Балтийского моря с целью обнаружения в них боевых кораблей противника. Корабельные дозоры были выставлены в устье Финского залива, Ирбенском и Соэлозун-дском проливах.

19 июня, по приказу народного комиссара ВМФ, Балтийский флот в 17.25 перешел на оперативную готовность №2.

21 июня командованию флота было приказано оставить в Рижском заливе один крейсер и дивизион эскадренных миноносцев, а второй крейсер и корабли отряда легких сил перевести в Таллиннскую военно-морскую базу.

Вечером в соединения, части и на корабли поступило распоряжение командующего Балтийским флотом вице-адмирала Трибуца, в котором говорилось: «За последние дни значительно усилились случаи нарушения нашей морской, сухопутной, воздушной госграниц немецкими самолетами. Наблюдается сосредоточение войск на территории Финляндии и государственной границе с Восточной Пруссией. Немцы вызывающе держат себя, вызывая на провокацию и на море.

Приказываю: темпы боевой подготовки не снижать, выполнять поставленные задачи, использовать каждый день, час хорошей погоды и видимости. Держать дежурные части, находящиеся в боевом ядре, готовыми в любой момент использовать оружие. При выполнении задач боевой подготовки усилить наблюдение в водах, воздухе, немедленно донося о всех происшествиях и нарушениях. Меньше говорить о военной опасности, а больше делать для того, чтобы свои боевые части и корабли привести в полное боевое состояние»[194].

И это требование добросовестно выполнил командир военно-морской базы Ханко генерал-майор С.И. Кабанов. Получив от советского полпреда предостережение о возможном нападении, он еще 19 июня привел базу в готовность № 1, что способствовало личному составу достойно встретить и отразить нападение врага. А запоздай он это сделать, то могло случиться непоправимое, ведь известие о начале войны командование Ханко получило только в 4 часа 50 минут 22 июня 1941 года[195].

Готовились к войне и на Черном море. Весной 1941 года штаб Черноморского флота разослал в соединения Временное наставление по огневому взаимодействию кораблей с сухопутными войсками, но применить его на практике пришлось уже в боевых условиях. В марте штабы Черноморского флота и Одесского военного округа провели в районе Севастополя совместное двустороннее учение по отражению крупного воздушного десанта, высаженного в тылу главной военно-морской базы для ее захвата с суши.

14 июня Военный совет флота в связи с начавшимся флотским учением потребовал от командиров частей, соединений и кораблей в пятидневный срок проверить по-настоящему боевое управление, противовоздушную оборону, развертывание и режим полетов авиации и многое другое.

Для повышения боевой готовности сил флота вице-адмирал Ф.С. Октябрьский отдал своим соединениям и частям следующий приказ: «В связи с появлением у наших баз и нашего побережья подводных лодок наших соседей, появлением неизвестных самолетов, нарушающих наши границы, а также учитывая все возрастающую напряженность международной обстановки, когда не исключена возможность всяких провокаций, приказываю:

1. При нахождении в море всем кораблям особо бдительно и надежно нести службу наблюдения, всегда иметь в немедленной готовности к отражению огня положенное оружие.

2. О всякой обнаруженной подводной лодке, надводном корабле и самолете, если в этом районе не оповещено или по ходу учения наших кораблей и самолетов не должно быть, немедленно доносить мне по радио»[196].

18 июня флотские учения закончились, корабли стали возвращаться на свои базы, но повышенная степень готовности с них не снималась. Контролировавший ход учений начальник Главного морского штаба адмирал И.С. Исаков, переговорив с Москвой, не стал проводить их разбор, а срочно убыл в столицу, сказав провожавшим его морякам: «Обстановка серьезная, товарищи. Можно ожидать чего угодно»[197].

С 17 июня и Северный флот расширил зону воздушной разведки в Баренцевом море, усилил корабельные дозоры у Кольского залива. Было установлено дежурство кораблей в главной военно-морской базе, самолетов на аэродромах, береговых и зенитных батарей.

19 июня флот перешел на оперативную готовность № 2, приступив к рассредоточению своих основных сил по гаваням и заливам Полярного. Для обеспечения охраны подходов к базе на двух линиях были развернуты дозоры надводных кораблей. Усилено авиационное ядро, в состав которого вошли 2 эскадрильи истребителей и 1 гидросамолет, 6 бомбардировщиков и 3 самолета ГСТ, половина из них находилась в готовности к немедленному вылету на задание. Авиация флота начала систематическую разведку побережья от мыса Нордкин до острова Харлова.

21 июня командование флота получило директиву Наркомата ВМФ о выделении для обороны горла Белого моря двух подводных лодок, двух эскадренных миноносцев и эскадрильи морских бомбардировщиков. Да, внимательно следило руководство Наркомата ВМФ за обстановкой на всех театрах, руководя даже отдельными кораблями и авиационными эскадрильями.

Вечером с командующим Северным флотом по телефону переговорил адмирал Кузнецов. Выслушав данные об обстановке на театре, он приказал Головко оставаться на своем рабочем месте.

Такой же разговор состоялся и с другими командующими, но большего нарком не мог сказать. Вспоминая эти последние мирные дни, Н.Г. Кузнецов с горечью писал: «Однако, заботясь об укреплении обороноспособности страны, наш Наркомат и Главный морской штаб все еще не имели четких указаний относительно повышения боевой готовности флотов, о предполагаемых совместных действиях флота с другими родами войск»[198].

Так что же происходило в это время в Москве? Почему флот и армия не получили своевременных указаний о переходе на самую высокую степень боевой готовности, когда было ясно, что война может вспыхнуть в любой день, час, минуту?

Невозможно поверить, что И.В. Сталин, столько сделавший для укрепления обороноспособности страны, в эти часы мог безучастно смотреть на последние военные приготовления Германии. Такое спокойствие может быть только в двух случаях: или правительство страны и руководство Красной Армии ничего не подозревают о намерениях противника, или полностью уверены в «несокрушимой и легендарной».

Первое предположение сразу отпадает, данных о дате и времени фашистского удара у руководства страны и армии было предостаточно и никаких иллюзий у них относительно этого не было. Еще в феврале 1941 года вышла директива НКО СССР, четко нацеливающая командование округов и флотов на Германию, как на самого вероятного противника в будущей войне.