До сих пор маршала Петренко еще не били по лицу. Даже жена ни разу не залепила ему пощечину, хотя скандалы у них в семье случались частенько. Поэтому можно сказать, что в эту ночь Семену довелось познать неизведанные доселе ощущения. Правда, будь на то его воля, он бы предпочел и дальше оставаться в неведении, но здесь от его воли уже ничего не зависело.

Хатори Санада смотрел на избиваемого маршала и молчал. Его никогда в жизни не называли безумцем, и ему это тоже не понравилось.

Ахиллесу пока не доводилось избивать маршалов, так что для него это также являлось свежим ощущением. Впрочем, вряд ли он испытывал по этому поводу угрызения совести. Наверняка капитану «Всадников» было интересно, кто бил бы его, откажи он арбитру и Клаусу Штраубу в поддержке…

– Что с вами случилось? – участливо поинтересовался Клаус Штрауб у Семена, когда тот отыскал его на одном из пустынных полигонов стадиума «Сибирь». Бывший маршал, а ныне член Макросовета стоял посреди полуразрушенной улицы возле настоящего древнего танка и снисходительно посматривал на ковыляющего к нему Петренко. Семен слегка припадал на правую ногу и морщился, когда порой запинался за разбросанные тут и там булыжники.

– Будто не догадываетесь! – проворчал Семен. – Ваши чертовы реалеры не знают иного способа заставить человека сотрудничать, как только лупить его почем зря! Полночи синяки с лица сводил, благо в «Панацее» отыскались нужные инжекторы. Да и тех, как видите, не хватило…

И Семен красноречиво потер больную ногу.

– Кто это сделал? – нахмурился Клаус, но гнев его не выглядел искренним. – Ладно, разберусь, накажу… Не сердитесь на парней Хатори, они – люди боя, резкие, прямолинейные. У таких с упрямцами разговор короткий. А вы, я слышал, проявили изрядную твердолобость.

– Еще бы я не упрямился! – возмутился Семен. – Врываются среди ночи, стращают совершенно безумными историями, да еще и к государственной измене склоняют!

– Это моя вина, – покаялся Штрауб. – Надо было сразу поговорить с вами лично, тогда у вас возникло бы меньше сомнений. Давайте-ка пройдемся. Или желаете где-нибудь присесть?

Семен окинул взглядом полигон: руины, окопы, покореженное железо, разбитая древняя боевая техника… Странное место для беседы выбрал Клаус Штрауб, хотя в турнирное межсезонье безлюдные полигоны стадиума были, пожалуй, самым подходящим местом для тайных встреч. Инфоресивер на виске у Штрауба отсутствовал. По настоятельной просьбе арбитра Семен тоже снял свой ключ, когда покидал квартиру. Хатори дал гарантию, что ни одно слово, сказанное Штраубом и Петренко, не вылетит за пределы стен «Сибири», и отключил на полигоне «1942» даже служебные модули. Без них окружающая обстановка стала еще больше соответствовать двадцатому столетию, закату эры Сепаратизма. Не хотелось бы Семену жить в те времена, однако после того, во что его вынудили ввязаться вчера, Петренко уже не хотелось жить и сегодня. Но с судьбой потенциального преступника приходилось смириться. Маршалу четко разъяснили, что будет, если он вдруг решит наложить на себя руки. Или сознается во всем коллегам по Службе.

– Лучше прогуляемся, – ответил Семен. Отбитая нога болезненно ныла, но протирать штаны на грязных камнях Петренко не хотел.

И они с Клаусом не спеша зашагали вдоль улицы, обходя завалы и бронированные машины, чем-то похожие на уродливые гибриды гигантских черепах и носорогов.

– Как ваша семья? – участливо поинтересовался Клаус. Казалось бы, вполне обычный вопрос при встрече двух знакомых.

– Оставьте в покое мою семью! – взвился Петренко. – Я дал слово, что сделаю все, как вы прикажете! Только не трогайте Такиру и дочь!

– Успокойтесь, маршал! – тоже повысил голос Штрауб. – Я всего лишь поинтересовался. Но вы правильно заметили: безопасность вашей семьи сегодня целиком и полностью зависит от вас. Мы, конечно, не звери, но если вы нас вынудите, придется прибегнуть к насилию. Хатори уже доказал вам, что мы не шутим. Потребуется – докажет более убедительным способом.

– Ненавижу… – прошептал Семен. – Вы не люди.

– Ошибаетесь, – не согласился Клаус. – Мы-то как раз стопроцентные люди, а вот те, с кем мы ведем войну, – нет. Они также не звери и не сказочные чудовища. Они… как вы там говорили: вирусы? Весьма точное определение, надо заметить.

Петренко не ответил. Он пришел сюда не по своей воле и не собирался разводить пустопорожние разговоры. Ему уже вкратце растолковали, что от него потребуется, однако в звенящей от ударов голове все это отложилось плохо. Семен запомнил: Штраубу и Хатори до зарезу требовался его терминал. Только вот зачем – припоминалось смутно. Вроде бы как раз для того самого зловещего форматирования. Безграмотная методика: закладывать в чью-то голову знания и одновременно бить по ней кулаками. Бить требовалось либо до, либо после – так сказать, для лучшего усвоения. Похоже, Санада понятия не имел об этом воспитательном принципе, хотя и был уже зрелым человеком.

– Я хочу, чтобы вы до конца осознали главное, – продолжал Клаус. – Мы не враги и не изменники. Но нас непременно заклеймят как предателей, если мы проиграем. Вот поэтому нам и нельзя проигрывать.

– Вам нельзя, – поправил его Семен. – Меня ждет трибунал в любом случае.

– Да не будьте вы таким пессимистом, – похлопал его по плечу Штрауб. – Обещаю, что, когда мы вернем в мир порядок, вы станете героем! Вас ожидают слава и почести.

– Нужны они мне в Антарктиде, – обреченно вздохнул будущий герой войны с виртоклонами.

– Ладно, хватит паниковать, перейдем к делу, – сменил тему член Макросовета. – Отправив свой запрос привратнику, вы, конечно же, не знали, что этот двуличный мерзавец сортирует всю идущую через него информацию по категориям секретности и докладывает Паскалю Фортрану о любом сомнительном запросе. Если бы запрос отправил я, все было бы в порядке, но когда рядовой маршал вдруг начинает пользоваться терминологией Законотворца, это вызывает подозрения. Макросовет насторожился, и у меня возникли крупные неприятности. Сегодня мне закрыт доступ ко многим важным участкам Закрытой зоны. К счастью, не ко всем, поскольку иначе я бы не нашел образец вашего голоса и не открыл войс-блокиратор у вас в квартире. Ваша самодеятельность разрушила мои планы, поэтому нам приходится торопиться, пока меня и вовсе не лишили всех прав.

– Простите за нескромность, но как вы вообще их получили? – не удержался Семен от давно терзающего его вопроса. – Я еще не забыл тот случай, когда вы пришли к нам и жаловались на ошибку, якобы допущенную при последних выборах. Следуя логике вашей истории, ошибка и впрямь была, иначе каким образом живой человек умудрился затесаться в компанию виртоклонов?

– Все очень просто, – объяснил Штрауб. – Эти твари так же смертны, как и мы. С одним отличием – для них не существует естественной смерти. Лишь от несчастного случая – системного сбоя, например, или того же форматирования. Что стряслось с одним из них аккурат во время выборов, я не знаю, только Макросовету срочно потребовался новый виртоклон. Элементарно клонировать кого-то из своих они не стали – любопытная «наследственность», заметьте: как и мы, виртоклоны также не доверяют собственным копиям! – поэтому им ничего не оставалось, как поступиться законом и взять для клонирования человека. А почему меня, спросите вы? Никакой загадки: в свое время я уже служил прототипом для одного из виртоклонов, которого потом уничтожили в карантинном секторе…