— Будь у меня только шпага, все эти мошенники вместе не могли бы ворваться в окно, — ответил капитан.

— В сиденье кабриолета лежат шесть шпаг, восемь эспонтонов[34] и десять мушкетов, — отозвался голос, который, казалось, выходил из-под пола.

— Рошфор! Он жив! — вскричали разом его товарищи.

Колосс приподнял немного голову, но встать не мог.

— Я оживаю, — выдавил он. — Надолго ли только, вот это вопрос! У меня, кажется, поломаны рёбра. К тому же этот рыжий чёрт так сильно сжал мне горло, что у меня чуть глаза не выкатились из орбит. Поставьте меня опять на бочку у окна и дайте мне топор в руки. Ни один любопытный не заглянет сюда, пока во мне будет искра жизни, ручаюсь вам.

— Хорошо, граф, — сказал кардинал, — вы храбры, как герой, я этого не забуду.

— Если я вам на то дам время, монсеньор.

— Но видите, Рошфор, мне необходимо передвинуть карету, которая служила бы вам опорой. Стало быть, мне надо выбрать человека, довольно сильного, чтобы держаться на руках за край окна... а посмотрите-ка с какой лёгкостью взбирается Таванн.

Действительно, не дожидаясь вторичного приказания, капитан, сунув шпагу за пояс, влез, как ящерица, с бочки на окно и ухватился за стрелки.

— Господа, — продолжал Армандю Плесси, — подкатите карету под эти два отверстия.

Он указал рукой на два узких готических окна в задней стене, которые отделены были тонкой перегородкой. Кроме этих двух окон и розетки все остальные окна древней капеллы были заложены кирпичом. Морис остановил Жюссака и Нанжиса в ту минуту, когда они взялись за постромки.

— Шум колёс даст знать этим негодяям, что заслон снят, — заметил он.

— Морис прав, — сказал задумчиво Ришелье.

— Толкните меня под экипаж, — вмешался храбрый Рошфор. В каждой половинке двери вбито по железному кольцу: я продену в них руки, чтобы засов не так легко было сломать. Если же сломают и железный засов и мою левую руку, то в правой я буду держать топор, оброненный этим рыжим хвастуном. Чёрт возьми, я буду отличным замком с оборонительной пружиной!

Отчаянный храбрец сам засмеялся своей шутке, тогда как предложение его заставило присутствующих содрогнуться от ужаса, исполненного удивления.

Лагравер быстро указал офицерам на связки сена, сложенные в тёмном углу сарая. Они поняли его мысль. Через несколько секунд экипаж катился по мягкому слою сена к месту, указанному кардиналом. Однако более пятнадцати футов отделяли верх кабриолета от двух стрельчатых окон, а Ришелье приказал Морису и Жюссаку посмотреть, не представляется ли какого выхода через эти окна, если выломать их деревянный переплёт.

Лестницы в сарае не оказалось, но зато было чрезвычайно много пустых бочек. Нанжис подал товарищам четыре бочки. Те утвердили их одну над другою таким образом, что составили нечто вроде гигантских ступеней, из которых последняя достигала до окон. С ловкостью охотника на диких коз Морис взобрался на эти подмостки, которые поддерживал Жюссак своими сильными руками.

— Что вы видите, Лагравер? — спросил министр, пока тот пристально вглядывался в решётку, ограждавшую изнутри стёкла.

— Ничего не вижу, монсеньор; ночь тёмная, а слой пыли за решёткой не позволяет ничего рассмотреть.

Шпага, брошенная Жюссаку, была им опять переброшена Морису, который поймал её на лету с ловкостью фокусника.

— Нанжис, постучите посильнее бочками у двери, — продолжал Ришелье.

Пользуясь этим шумом, Морис, в то время как держался одной рукой за среднюю перекладину окна, сломал другою решётку и почти совсем ушёл в образовавшееся отверстие.

Послышался яростный лай. Вскоре опять показался Лагравер.

— Монсеньор, — сказал он, — под окном в стену упирается крыша двухэтажного дома.

— А он выходит на улицу? — спросил кардинал с явным волнением.

— По всему вероятию, монсеньор. Но перед домом ещё находится железная решётка небольшого дворика.

— Месье Морис, спешите скорее к месту свидания, назначенному вам Валентиной де Нанкрей. Постарайтесь поспеть вовремя, чтобы сообщить ей, в какую ловушку я попал, и посоветуйтесь с ней. Принцессы должны быть задержаны и скрыты вами обоими где бы то ни было, лишь бы они служили ручательством за мою безопасность. А вы, месье де Жюссак, должны несколько знать этот край, так как вы бывали здесь во время последней войны. Поезжайте в Оген и приложите все старание, чтобы достигнуть его до полуночи, то есть до выступления армии. Передайте маршалу де Брезе эти строки, в которых я излагаю ему моё опасное положение. С помощью Божьей господа де Нанжис, де Таванн и де Рошфор удержат осаждающих до тех пор, пока подоспеет помощь. От быстроты, с которой вы исполните ваше поручение, быть может, зависит спасение Франции.

Он велел передать гасконцу листок из своей записной книжки, на котором бегло написал несколько строк.

— Даже в таком случае если бы мне удалось найти лошадь, и то я с трудом поспел бы в Оген к полуночи, — сказал уныло гасконец.

— Как будет угодно Богу! — заключил Ришелье с жестом, исполненным величия.

Верёвка, продетая Морисом за среднюю перегородку стрельчатого окна, дала возможность его товарищу вскарабкаться наверх, не скатившись вместе с бочками. Лагравер и Жюссак вылезли из окна, и спустились по довольно покатой крыше до водосточной трубы, к которой Морис привязал верёвку. Под ними раздался лай яростнее прежнего.

— Берегитесь, собаки! — закричал гасконец, когда его товарищ повис на верёвке.

— Я знаю, как с ней справиться, — с этими словами Морис стал проворно спускаться, но остановился в трёх футах от земли.

Огромный бульдог прыгнул, чтобы в него вцепиться, но получил страшный удар шпагой по морде и отлетел в сторону. Он не успел встать, как Лагравер соскочил прямо на него и воткнул кинжал псу в горло.

Жюссак в свою очередь спустился по верёвке. В доме поднялась суматоха. Но когда его жители показались у окон, крича изо всех сил: «Воры! Пожар!», оба товарища уже исчезли за решёткой двора. Тревога всё продолжалась, когда они уже были вне города.

— Здесь нам надо расстаться, — сказал Жюссак, едва переводя дух.

— Вы никак не поспеете до полуночи в Оген, — ответил Морис, который менее запыхался.

— Первый, кого я встречу верхом, должен будет пешком продолжить свой путь или...

Гасконец сжал в руке пистолет и бросился бегом по тёмной дороге. Лагравер быстро свернул в просёлок, выходивший на Ваврский тракт у Галля. Менее чем за три с половиной часа он прошёл три лье. Было одиннадцать на башенных часах, когда он приблизился к стенам Галля. Это был час и место, назначенные ему Валентиной де Нанкрей. Почти вслед за ним во весь опор прискакал всадник, крикнув на ходу: