объявлявшие себя новыми властителями, настойчиво добивались поддержки армии. В последнюю неделю января Мао направил Линь Бяо послание с требованием обеспечения «широким массам левого толка» военной поддержки. Это указание сопровождалось директивой: «Когда подлинные пролетарии левого толка обращаются к армии за помощью, армия должна направить силы на их активную поддержку». В ответ на запросы дать разъяснения по поводу того, как, собственно, надлежит претворять в жизнь это распоряжение, последовал приказ от 28 января, запрещавший массовым организациям совершать нападения на военные объекты и дававший возможность командирам на местах подавлять «правоуклонистов» и «контрреволюционные группы» [MacFarquhar, Schoenhals 2006: 175–177].

Этот приказ фактически перечеркнул запрещение в августе 1966 г. НОАК вмешиваться в повстанческое движение. Предоставление армии контроля над ситуацией изменило отношения между военными подразделениями и повстанцами, заявившими, что они пришли к власти. Вооруженные силы получили большие полномочия. В отсутствие утвержденных Пекином революционных комитетов (за исключением, возможно, Шанхая и Хэйлунцзян), у офицеров не было возможности обратиться за рекомендациями к местным властям. Военные были вынуждены действовать на основании собственных соображений о том, как следует удовлетворить взаимоисключающие требования противоборствующих повстанцев и как реагировать на противостояние местных повстанческих групп. Такая обстановка создалась на большей части Китая, и в этих условиях предоставление армии прав усиленного контроля привело не к ускорению формирования революционных комитетов, а к вовлечению вооруженных сил в конфликты между фракциями на местах, что еще более обострило и продляло раскол между различными организациями, а соответственно, и отсрочило учреждение революционных комитетов.

За отданным в конце января 1967 г. приказом НОАК «поддерживать левых» последовал двухмесячный период, в течение которого были заложены основы для все углублявшихся конфликтов между разнообразными фракциями. Столкновения между повстанческими группами и вооруженными силами были неизбежными. Начав реализовывать предоставленные ей полномочия, НОАК немедленно натолкнулась на восседавших в правительственных ведомствах и прочих структурах представителей повстанческих групп. Несмотря на то что повстанцам еще предстояло получить одобрение от Мао и ГДКР, они полагали, что захват ими власти легитимен, и зачастую пытались отстоять свои права на нее. Бравшие стратегические объекты под свой контроль вооруженные силы ослабляли влияние повстанческих групп, которые осуществили захват власти, и неосознанно укрепляли эти позиции оппозиционных повстанцев. Нарушался баланс сил на местах. Именно поэтому армия часто сталкивалась с сильным противостоянием со стороны повстанцев, контролировавших стратегические позиции [Dong, Walder 2011b].

Такие столкновения не проходили без последствий. Повстанческие группы, которые вынуждали самоустраниться от власти, зачастую воспринимали действия армии как незаконное преследование массового движения. Повстанцы осознавали, что утрата контроля над стратегическими объектами ослабляет силу их претензий на власть, и опасались, что теперь они будут смотреться на фоне своих оппонентов блекло. Если столкновения становились ожесточенными, за ними следовали аресты. Были посеяны семена глубокой вражды между бунтарями и армией.

Повстанцы, пострадавшие в первых таких стычках, зачастую провоцировали своих сторонников на блокаду военных объектов и организовывали полноценные кампании сопротивления армии. Такие ситуации могли быть крайне опасными, особенно для самих мятежников. Так, в конце февраля у военного объекта в провинции Цинхай было убито 169 повстанцев. Инциденты со стрельбой, повлекшей за собой убитых и раненых среди гражданского населения, произошли в Синьцзяне, Внутренней Монголии и провинции Хэнань. Наиболее частой реакцией на организованное неповиновение повстанческих групп стали массовые аресты. В провинции Сычуань после нападения повстанцев на штаб-квартиру военного командования в городе Чэнду были задержаны десятки тысяч людей. Менее драматичные конфронтации в Гуанчжоу и Нанкине приводили к арестам в первую очередь среди фракций, которые заявляли о захвате власти [Dong, Walder 2011a, 2011b; MacFarquhar, Schoenhals 2006: 177–181; Yan 2014]. Повстанческие группы, продолжавшие активно противостоять армии, объявлялись контрреволюционными, их руководство и активистов сажали в тюрьму, а сами эти группы подвергались запрету.

Мао и ГДКР относились к подавлению армией выступавших против утвержденных революционных комитетов повстанцев спокойно. Действия вооруженных сил по защите новых органов власти в Шанхае, Хэйлунцзян и других регионах Китая признавались абсолютно легитимными и необходимыми. В таких случаях недопустимым и незаконным считалось как раз организованное противостояние армии, поскольку вооруженные силы де-факто отстаивали победу «культурной революции» на местах. Однако участие армии в подавлении повстанцев в Пекине, где властям еще предстояло разобраться с требованиями бунтующих, угрожало нарушить баланс сил на местах. Для Мао и многих членов ГДКР все это выглядело так, будто бы вооруженные силы подавляют массовое движение, которое взращивалось и пестовалось на протяжении многих месяцев. Председатель был обеспокоен перспективой того, что в отсутствие очевидных политических предпочтений вооруженные формирования разрешали по собственному усмотрению региональные конфликты, приводя как сами конфликты, так и «культурную революцию» к преждевременному концу. Озабоченность лидеров КНР лишь обострилась после высказанных в повышенных тонах членам ГДКР на заседаниях оставшегося партийного руководства в середине февраля 1967 г. претензий отдельных представителей высшего командования вооруженных сил Китая по поводу подрывного характера «культурной революции» [MacFarquhar, Schoenhals 2006: 191–197]. Линь Бяо продолжал верно служить Мао, однако у других офицеров армии, в особенности у командиров регионального уровня, восстание особого энтузиазма не вызывало.

К середине марта Мао пришел к выводу, что, ослабив повстанческое движение до недопустимой степени, вооруженные силы КНР зашли в своих действиях слишком далеко. Он приказал арестовать нескольких командиров на местах и подвергнуть чисткам наиболее проблематичные армейские структуры на местах. 6 апреля, реагируя на озабоченность Мао, Линь Бяо выпустил новую директиву, в которой полностью пересматривались январские приказы. Армейским подразделениям теперь запрещалось открывать огонь по общественным организациям и проводить массовые задержания. Вооруженные силы также лишались возможности вводить запреты или определять как «контрреволюционные» любые массовые организации. Все прошлые запретительные меры подобного характера подлежали отмене. Только высокопоставленные чиновники центральных властей могли в дальнейшем вводить подобные запреты и давать определения действиям общественных организаций. Противостояние НОАК более не считалось критерием для определения степени искренности левацкого настроя какой-либо массовой организации [Ibid.: 180–182].

Эти приказы вынуждали армию полностью отказаться от агрессивного насаждения военного контроля, стимулируя возобновление деятельности повстанческих организаций, пострадавших после событий февраля и марта. Ситуация на местах кардинально изменилась, и эти преобразования имели неожиданные последствия. Когда повстанческие лидеры и их сторонники были освобождены из заключения, их организации были восстановлены. Все ярлыки «реакционности» были с них сняты. Однако от событий последних двух месяцев нельзя было просто отмахнуться. Теперь повстанцы были серьезно настроены против конкретных местных командиров, от действий которых они пострадали. В особенности болезненной была утрата повстанцами после подавления их организаций вооруженными силами возможностей претендовать на захват власти. Директива от 6 апреля лишила армию механизмов подавления мятежников, однако перед сбросившими с себя гнет гонений повстанцами встала новая срочная политическая задача: вернуть себе