— Как он называется?

Найт посмотрел на ставший уже знакомым образ на вывеске, прицепленной к деревянному фронтону под остроконечной крышей.

— «Белая лошадь».

Естественно.

Взяв за стойкой пинту лучшего светлого пива, Томас устроился за столиком на улице. Он заказал так называемый обед пахаря, хотя по времени уже было пора ужинать, и, потягивая пиво, рассматривал сад в классическом английском стиле, с большими пахучими розами и прудом, над которым подобно маленьким вертолетам кружились стрекозы. Внизу, в долине, ветер почти не чувствовался, и было по-прежнему довольно тепло. Смеркаться начнет только часа через два, но мягкий свет уже начинал медленно переходить в сумерки. Найт сидел, наслаждаясь одиночеством.

Обед пахаря состоял из тарелки хлеба и салата с восхитительным сухим белым чеддером, заправленного сладким острым маринадом. Томас заканчивал вторую кружку пива, когда его позвали к телефону.

В голосе Хейзелхерста прозвучали виноватые нотки.

— Наверное, это я во всем виноват. Не настоял на том, чтобы Франсуаза молчала.

— Кому она рассказала?

— К сожалению, точно она припомнить не может. Ей показалось, кому-то из Америки.

— Мужчине или женщине?

— Женщине. Для профессора еще молода, но знает, что к чему.

«Джулия Макбрайд», — подумал Томас.

— Все дело вот в чем, — продолжал служитель. — Франсуазе показалось, будто эта американка уже сама все знала.

— Что я отправляюсь в Эперне?

— Нет, что Сент-Эвремон, скорее всего, отправил утерянную пьесу во Францию, а после революции она вернулась в провинцию Шампань. Франсуаза рассказала об этом только потому, что решила, будто американка сама пришла к такому же выводу.

— Она уже была там?

— Да, когда Франсуаза пришла, американке уже принесли все нужные документы. Вот почему они разговорились. Франсуаза точно не помнит, что сказала этой женщине, и уж совсем забыла, что та говорила ей. По ее словам, американка была очень обаятельна.

— Да, — согласился Томас. — В этом я не сомневаюсь.

Завершив разговор с Хейзелхерстом, Найт спросил, можно ли ему сделать один звонок, стоимость которого надо будет добавить к счету.

Официантка, миловидная девушка, судя по всему русская или полька, заколебалась, но хозяйка решительно махнула рукой и засекла время по настенным часам.

— Алло, мисс Энсон? — начал Томас.

— Миссис, — ответил ему деловитый голос. — Должно быть, вы тот джентльмен, который спрашивал о белой лошади. Чем я могу помочь?

— Чистка, — сказал Томас. — Что это такое и сколько времени занимает?

— За многие столетия этот ритуал сильно изменился, — ответила Грейс Энсон. — В прошлом все ограничивалось уборкой дерна, после чего следовало бурное празднование с выпивкой и плясками, но в древности, вероятно, к этому добавлялись какие-то священные обряды…

— А сейчас?

— Видите ли, лошадь практически полностью заросла к концу Первой мировой войны. Во время Второй мировой ее сознательно закрывали, но с тех пор, как к делу подключилось Общество английского культурного наследия, все происходит регулярно, на научной основе.

— Вы можете рассказать о празднике, который состоялся в тысяча девятьсот восемьдесят втором году?

— К сожалению, это происходило еще до нас. Наше общество было основано в следующем году специальным указом парламента.

— Кому лошадь принадлежала до тех пор?

— Земли, на которых находится лошадь, в тысяча девятьсот семьдесят девятом были преподнесены в дар Национальному фонду досточтимым Дэвидом Астором, так что в восемьдесят втором они принадлежали фонду.

— Ну а собственно чистка?

— С тех пор как в тысяча девятьсот тридцать шестом году лошадь была взята под охрану, все обязанности по ее содержанию приняло на себя государство. В восемьдесят втором этим должно было заниматься Министерство охраны окружающей среды, — объяснила миссис Энсон.

— А местные жители помогали?

— К сожалению, точных сведений у меня нет, но, думаю, что так они и делали, разумеется, под наблюдением компетентных специалистов.

— Понятно. Спасибо.

— Больше у вас нет ко мне никаких вопросов?

— Нет… — начал было Томас. — Хотя, впрочем, есть еще один. Если кто-то захотел бы… Лучше я сформулирую это по-другому. Возможно ли, что под белой лошадью что-то погребено? Я хочу сказать, это ведь сплошная скала. Пусть известняк, но все равно монолит.

— Надеюсь, вы не собираетесь устраивать там раскопки, — строгим тоном промолвила мисс Энсон. — Это будет разрушением национального природного памятника.

— Нет, конечно, не собираюсь, — поспешно заверил ее Найт. — Я просто хочу спросить, может быть, в скале есть пустоты? Тоннели, ходы, в которых можно что-либо спрятать?..

— Сомневаюсь, но об этом вам лучше переговорить с археологом, — сказала миссис Энсон.

— Разумеется, — согласился Томас. — Благодарю вас. Вы мне очень помогли.

Он нажал на рычажки и тотчас же начал звонить Деборе на сотовый. Ему пришлось ждать долго, и когда она наконец ответила, ее голос прозвучал устало. Найт сразу же перешел к делу. Есть какие-либо археологические данные о существовании пустот, тоннелей, могил или склепов под аффингтонской белой лошадью?

— Сейчас не самое подходящее время, Томас. Тут у нас кое-что произошло…

— Дебора, это срочно. Я не стал бы тебя беспокоить, но…

— Томас, я стою на деревянной платформе, на высоте нескольких сот футов над мексиканскими джунглями. На месте раскопок царит полный хаос…

— Я могу перезвонить.

— Хорошо-хорошо, постараюсь сделать все возможное. — Дебора вздохнула. — Повтори еще раз, как это называется?

— Аффингтонская белая лошадь. Графство Оксфордшир. Это холм, на поверхности обнаженная порода, известняк, на котором процарапана…

— Лошадь, — договорила за него Дебора. — Да. Если не найду ничего в Интернете, мне придется сделать два-три звонка. Боюсь, при себе у меня нет никакой информации по тем местам.

— Хорошо. Просто… постарайся как можно быстрее, ладно?

— Сделаю все, что только смогу.

Продиктовав ей свой номер, Томас положил трубку.

Следующие двадцать минут он просидел, уставившись на телефон, так что в конце концов симпатичная полька не выдержала, искоса взглянула на него и что-то шепнула хозяйке. Та смерила Томаса долгам, настороженным взглядом.

— Я жду звонок, — объяснил он. — Это недолго. Я заплачу…