Зазвонил телефон.

Томас сорвал трубку.

— Дебора?

— Я могу уделить тебе всего одну минуту, так что слушай внимательно.

— Понял.

— Эта твоя белая лошадь!.. Я тут почитала в Интернете свежие археологические журналы и ничего не нашла ни о каких пустотах, но изображение — это не открытая светлая порода.

— Вот как?

— А ты сам подумай. Прямо на известняке трава расти не может, ведь так? Под ним слой земли толщиной несколько футов, только затем уже идет собственно камень.

— Значит, белая лошадь — это не скала?

— Абсолютно нет, — решительно повторила Дебора. — В середине девяностых там велись раскопки с целью узнать, насколько на протяжении столетий изменилась форма лошади — кстати, она оставалась практически прежней, — тогда-то и выяснилось, что на самом деле изображение представляет собой множество связанных друг с другом канав глубиной в несколько футов. Они были вырыты в земле и заполнены глыбами мела, добытого рядом. Дальше снова небольшой слой земли, и только потом идет известняк. Недавно траншеи пришлось укрепить, чтобы предотвратить их разрушение.

Томас молча смотрел перед собой.

— Ладно, — закончила Дебора. — Честное слово, мне пора идти. Мы тут кое-что нашли. Значительное, но странное. Я все расскажу потом. Не знаю, но… Томас? — всполошилась она. — Ты меня слушаешь?

Найт ее слушал, но мысленно уже был на холмах, где четверть века назад две объятые горем женщины заметили то, что археологи смогли обнаружить только спустя десятилетие.

Белая лошадь не была сплошной. Давным-давно люди завалили канавы глыбами мела. Это, разумеется, означаю, что их можно раскопать, вырыть яму, а затем засыпать ее, скрывая то, что спрятано на дне.

Вспомнив глаз лошади, на котором он стоял всего пару часов назад, Томас подумал, находится ли книга по-прежнему там.

В машине Найт еще раз прокрутил медленную задумчивую песню «Меловые холмы и дети» в исполнении «ХТС». Вокалист Энди Партридж причитал о том, что его удерживают на месте семейные узы и глыбы белого камня. Но для Томаса мел означал также скалы Дувра и основание плодородных почв провинции Шампань. Слушая песню, он, словно орел, парил над зелеными полями, глядя на белую лошадь и то, что могло быть скрыто под ней.

Когда Найт подъехал к стоянке у подножия холма, было уже девять вечера. Его машина оказалась там не единственной. Чистенькая зеленая «тойота-королла» могла принадлежать агентству проката, хотя эмблемы Томас не увидел. Конечно, возможно, это была просто влюбленная парочка, решившая провести ночь на холме и проверить легенду о связи белой лошади с плодородием. Но рядом стоял знакомый велосипед.

Найт прикинул расстояние до дома Эльсбет Черч. У него получилось что-то около шестнадцати миль. Раньше ему даже в голову не приходило, что эта женщина может находиться здесь, однако теперь это казалось чем-то естественным, даже неизбежным. Вероятно, Эльсбет уже много лет регулярно приезжала сюда, а в последнее время, когда стало очевидно, что многие ищут сокровище, спрятанное здесь давным-давно, поступала так гораздо чаще. Если Томас оказался прав относительно того, что скрыто под лошадью, две матери должны были хотя бы на время перепрятать пьесу в другое место, пока здесь шли раскопки. Быть может, именно тогда Даниэлла, увидев рукопись, подумала, что надо не зарывать ее обратно в землю, а попытаться заработать на ней какие-то деньги. Разумеется, Эльсбет твердо стояла на своем, но, возможно, именно тогда в отношениях между двумя писательницами появилась первая трещинка.

Оставив машину на стоянке, Томас пустился бегом по тропинке. Уже стемнело, местность была неровная, но он со всех ног летел вверх по склону, повторяя путь, пройденный днем. При этом его не покидало гложущее ощущение того, что уже слишком поздно.

Уже почти добравшись до гребня, Найт увидел далеко внизу свет фар. Машина медленно проехала по дороге через долину и свернула к стоянке.

«Еще один охотник», — мелькнула у него мысль.

То, что прежде казалось Томасу триумфальным завершением всего дела, теперь превращалось в нечто совершенно иное, опрометчивое и опасное. Томас в отчаянии достал свой американский сотовый телефон и включил его, но сигнал сети отсутствовал. Найт решил, что если доживет до следующего утра, то обязательно обзаведется аппаратом, работающим в местном стандарте.

Томас вспомнил про ограду под напряжением только тогда, когда добежал до нее. Он остановился и осторожно перебрался через проволоку. Наверное, ему лучше было бы идти по тропинке, но так он, по крайней мере, знал, что доберется до места. Найт поднялся на вершину, вспотевший и задыхающийся. В сгустившейся темноте уже нельзя было рассмотреть, есть ли кто-нибудь у развалин древнего укрепления. Тяжело топая ногами, Томас обежал вокруг насыпи и устремился вниз, к лошади.

Взошла бледная луна, неестественно ярко высветившая линии огромной белой фигуры. Теперь они были видны куда более отчетливо, чем днем. Мел засиял неземным заревом. Найт оглянулся, но стоянка уже скрылась за деревьями. Он напряженно, но тщетно пытался услышать шум двигателя. Быть может, машина уехала куда-то в другое место.

Или же эти люди идут сюда.

Торопливо пробежав по огромной лошадиной голове, Томас присел на корточки. Если бы он уже не был здесь, то ничего не заметил бы, но Найт приходил сюда сегодня днем, и никаких сомнений не оставалось. Меловой круг большого глаза теперь выглядел более рыхлым, чем прежде, и возвышался небольшим холмиком. Один хороший дождь, и все снова станет таким же, но сейчас различия бросались в глаза.

Кто-то его опередил.

Уставившись на бледно-голубоватое сияние мела в лунном свете, Томас заставил себя собраться с мыслями.

Машина и велосипед оставались на стоянке, по дороге наверх он никого не встретил. Найт в одном месте срезал путь через поле, но по этой тропинке обратно точно никто не возвращался.

Где же тогда эти люди?

Склон круто обрывался. Открытая местность, заросшая травой. Дальше идти некуда. Единственная тропинка ведет к стоянке, а оттуда на запад тянется дорожка к кургану Смитис. Томас, ослепленный отчаянием, поколебался мгновение, затем побежал.

Дорожка была широкая и прямая, утрамбованная земля с камнями, среди которых хватало мела, тускло сиявшего в лунном свете. По бокам тянулась высокая неровная живая изгородь, за которой начинались темные поля и сосновые рощицы. Если не считать топота ног Томаса и его учащенного дыхания, ночь оставалась абсолютно тихой.

Найт бежал, обливаясь потом, шмыгая носом, но сохраняя скорость. По его прикидкам, он преодолел около мили, и вдруг, совершенно неожиданно, справа показалась еще одна тропинка, уходящая в открытое поле и обозначенная указателем: «Курган Смитис».