— Пограничники на выход!

Бойцы перевели на меня свои полусонные взгляды и принялись непонимающе разглядывать меня, будто видели впервые.

— Живей! Выходим!

После повторного приказа бойцы зашевелились и, поднявшись с показной ленцой, вышли на улицу.

— В шеренгу по одному становись!

Однако эту команду бойцы не спешили выполнять. А один из них, Пётр Краснов, спросил меня наглым тоном:

— Ты, чего это тут раскомандовался, комот? Ты где вообще был, пока нас тут убивали? В лесочке прятался? Так мы молчать не будем! Всё как было доложим!

От этих слов кровь ударила мне в голову и стоило больших душевных усилий унять резко вспыхнувшую ярость и не врезать по этой борзой морде. Отойдя к наметенному у стены сугроба, я взял пригоршню снега и растер лицо. Отпустило слегка. Снова повернувшись к бойцам, которые всем своим видом выражали полную поддержку Краснову, я, махнул в сторону холма и, стараясь придать максимальное спокойствие голосу, сказал:

— По приказу командира взвода Тошбоева, я вел бой вон на той высоте! Там лежат трупы убитых мной белофиннов. Поэтому вы все сейчас бегом выдвигаетесь туда и собираете оружие, боеприпасы, продовольствие, и маскхалаты. Через полчаса стемнеет, поэтому работаем быстро! Старшим назначается красноармеец Краснов! Направо! Бегом марш!

Присмиревшие бойцы дружно побежали в заданном мной направлении. Пусть пробегутся, поработают, глядишь, остынут, сучьи дети. Да и мне остыть не мешало бы. Ещё раз растерев лицо снегом, я снова вошёл в баню. Осторожно ступая между лежащими на полу ранеными, я внимательно всматривался в их лица, пока, наконец, не нашел Тошбоева. Слава Богу, живой! Тронув руку сидевшего неподалеку санитара, я спросил:

— Как он?

— Боец грустно покачал головой:

— Плохо, ранение в грудь, без сознания.

Да, печально, шансов мало. Его бы надо прооперировать, однако здесь только санитары, которые кроме как перевязать рану, больше ничего не умеют.

— У него планшетка была, не знаешь, где она?

Посмотри под лавкой, — санитар махнул в сторону.

Сделав пару шагов в сторону, я подошёл к лавке, на которой сидели легко раненые и, сев на корточки и наклонившись заглянул под скамью. Здесь были свалены шинели, винтовки, вещмешки. Осторожно перемещаясь в тесном помещении, я смог отыскать искомую планшетку. Найдя в ней бумагу и карандаш, я переписал всех раненных пограничников, находящихся в бане, потом узнал у санитара, где лежат убитые и также их переписал. С этими записями я вернулся в штабную избу, в которой стало уже значительно меньше дыма, и спросил Фомина:

— Товарищ старший лейтенант, есть данные по убитым финнам?

— Пока нет, но скоро принесут. Но там ведь не только ваши, но и наши трупы. Как делить будем?

Ишь какой! Убитых финнов ему подавай! У нас считай от взвода ничего не осталось, а он о наградах думает. И приписать тут ничего не получится — сколько финских документов сдано, столько вражеских мертвяков на подразделение и запишут.

— А что тут сложного? Все с пулевыми — наши, с осколочными — ваши.

Фомин задумчиво нахмурился:

— Так не совсем честно получится, мы ведь вас спасли!

— А что, сейчас в Красной Армии за спасение мертвыми душами платить принято? — спросил я его ироническим тоном, — За спасение вот Вам небольшой презент, товарищ старший лейтенант, — я достал из-за пазухи «Парабеллум» и положил его на стол перед офицером, всё-таки они действительно нас спасли, а мне такие трофеи не по рангу, да и ТТ у меня есть, который тоже от всех скрывать надо, чтобы не забрали.

Фомин взял в руки немецкий пистолет и, несколько повеселев, принялся разглядывать.

— Ладно, посмотрим, что по твоей арифметике получится. Гринюк! — подозвал он к себе вестового, — Беги к комиссару, он там на опушке мертвяков считает, скажи, чтобы отдельно посчитал с пулевыми и осколочными.

— Есть! — энергичный боец, козырнув, умчался на улицу.

Проводив его взглядом, я сел по турецки на пол, и, используя лавку в качестве стола — другой-то мебели в доме нет — принялся писать рапорт химическим карандашом. За двадцать минут я написал почти полностью два экземпляра — там оставалось только проставить количество уничтоженных финнов. В это время появились Краснов сотоварищи с оружием, ранцами и увязанными в узлы маскхалатами.

— Так, бойцы, давайте доставайте финские консервы десять штук и грейте в печке!

Красноармейцы, с которых вся борзость слетела, как и не бывало, быстро принялись за дело. Но я-то помню… Всё помню!

Когда консервы подогрелись, я было приказал Краснову взять четыре банки и отнести их раненым, но Фомин сказал, что он уже распорядился, чтобы их покормили из сухпайков, которые были в вещмешках наших бойцов. Тогда я разрешил бойцам съесть по две банки. Во время обеда появился комиссар с раскладом по вражеским трупам. Согласно его подсчётам, от пулевых попаданий погибло двадцать семь финнов — это с учётом уничтоженных на поле в самом начале, но без убитых мной на высотке. А от осколков погибло всего восемь. Видимо, финны быстро сообразили, что дело пахнет керосином и успели отойти вглубь леса. Отправив моих бойцов на улицу, чтобы не слышали лишнего, старлей приступил к торгу, напирая на то, что его бойцы, наступая цепью тоже вели огонь из винтовок. Немного поупиравшись, я пошел ему навстречу и согласился записать на его счёт в общей сложности четырнадцать мертвяков, при этом выбив себе три трофейных «дегтяря» и пять автоматов «Суоми» плюсом к захваченным мной у высоты. После этого я внёс итоговые числа в оба экземпляра рапорта, один отдал старлею, а на втором он и комиссар сделали отметки о том, что все изложенные факты соответствуют действительности.

Тем временем на хутор подъехали сани, запряженные лошадьми и из бани стали выносить раненых.

— Их что, на телегах повезут? — Спросил я у старшины, руководившего погрузкой.

— Да нет, только до дороги, там в машины и через час уже в Салми будут, не в Питкяранту же везти, — ответил он, намекая на непрекращающуюся канонаду, звуки которой отчётливо доносились до хутора.

— Краснов! — подозвал я к себе бойца, — проверь чтобы у всех наших раненых с собой их вещмешки и оружие были, потом с остальными бойцами наши взводные оружие и боеприпасы собери и пересчитай, трофейные автоматы, пулеметы, патроны и гранаты сложи в одном месте. — пусть работает, сучий потрох, меньше всякой дури в голову будет лезть!

— Есть! — боец беспрекословно бросился выполнять приказ.

А я, озадачив немногочисленных подчинённых, вернулся в тёплый штаб, где, получив от вестового кружку горячего чая, сел на пол, прислонившись спиной к печке.

— Товарищ старший лейтенант, подсобите с транспортом, — обратился