14 апреля Густав увидел в отдалении первые британские танки. Новость тут же разлетелась по баракам, вызвав бурную радость, и празднование продолжалось до утра.

* * *

Капитан Деррик Сингтон изо всех сил пытался перекричать громыхание танковой колонны, катившейся через Винзен. После того как ему удалось наконец нагнать 23-е бронетанковое подразделение, он разыскал тамошнего главу разведки и теперь собирался проинформировать его о своей особой миссии, чему сильно мешал грохот тяжелой техники.

Деррик Сингтон командовал 14-м дополнительным взводом военной разведки. Оснащенный легкими грузовиками, оборудованными громкоговорителями, его взвод должен был распространять информацию и вести пропаганду. Сингтон получил приказ присоединиться к головной колонне 63-го противотанкового полка, которому предстояло охранять нейтральную зону вокруг лагеря Берген-Бельзен. Заключенным – или «интернированным», как официально называли их британцы – запрещалось покидать эту зону из-за опасности распространения инфекции. Основной задачей капитана Сингтона было добраться до лагеря и сделать для узников необходимые объявления. Благодаря знанию немецкого он также исполнял обязанности переводчика при полковнике Тейлоре из 63-го полка, назначенном командующим в нейтральной зоне[495].

Надрывая голос, чтобы его было слышно из-за скрежета бронетехники и рева моторов, Сингтон объяснил все это офицеру танкистов, который высунулся из своей башни и приложил руку воронкой к уху. Он кивнул и сказал Сингтону занять место в колонне. Сингтон запрыгнул назад на сиденье, махнул рукой водителю, и они покатили по дороге, присоединившись к танкам.

За Винзеном колонна выехала на открытую местность, которая сменилась густым пихтовым лесом, где насыщенный запах хвои мешался с едким дымом. Пехота жгла подлесок огнеметами, чтобы не наткнуться на германские противотанковые орудия или не попасть под пули снайперов.

Вскоре на дороге появились первые предупреждающие знаки – «ОПАСНО – ТИФ», обозначавшие периметр нейтральной зоны. Двое немецких сержантов передали ему депешу на плохом английском, где его приглашали встретиться с комендантом в Берген-Бельзене.

Дорога свернула на восток, и Сингтон увидел лагерь – высокую ограду из колючей проволоки со сторожевыми башнями прямо в лесу. У ворот его встретила небольшая группа с иголочки одетых вражеских офицеров: кто-то в серой форме вермахта, нарядный венгерский капитан в хаки и приземистый, широколицый эсэсовский офицер с обезьяньей челюстью и шрамом на щеке, оказавшийся капитаном СС Йозефом Крамером, бывшим комендантом.

Пока все они ожидали прибытия полковника Тейлора, Сингтон вступил с Крамером в любезную беседу. Он спросил, сколько в лагере заключенных; Крамер сказал, что сорок тысяч и еще пятнадцать в Лагере II, дальше по дороге. И что это за заключенные? «Как обычно, преступники и гомосексуалисты», – ответил Крамер, не глядя англичанину в глаза. Сингтон ничего не сказал, но позднее отметил, что у него имелись «все причины полагать, что ответ был неполным»[496].

К счастью, их беседу прервало появление джипа полковника Тейлора. Он приказал Сингтону въехать в лагерь и сделать свои объявления, а сам покатил дальше, к Бергену. По приглашению Сингтона Крамер забрался с ним вместе в грузовичок с громкоговорителями, и они въехали в ворота.

Сингтон много раз пытался себе представить, как выглядит концентрационный лагерь изнутри, но тот оказался совсем не похож на то, каким он его воображал. По центру там шла дорога, а с обеих сторон – отдельные секции, в каждой из которых стояли бараки. Повсюду витал «запах навоза», напомнивший Сингтону «вонь в обезьяннике» в зоопарке; «печальный синий дым плыл подобно туману между низкими постройками». Восторженные заключенные «столпились у загородок из колючей проволоки… с бритыми головами и в полосатых арестантских пижамах, делавших их неразличимыми между собой». С Нормандии Сингтон не раз становился свидетелем восторженной встречи освободителей, но приветствия от этих живых скелетов, привидений «в их кошмарных костюмах, бывших некогда польскими офицерами, украинскими крестьянами, будапештскими докторами и французскими студентами, вызвали столь сильные чувства, что я едва сдержал слезы»[497].

Время от времени он останавливал грузовик и через громкоговорители объявлял, что лагерь находится на карантине под британским управлением; СС уступило контроль над ним и теперь уходит; венгерские подразделения остаются, но под командованием британской армии; заключенным запрещается покидать нейтральную зону из-за опасности распространения тифа; пищу и медикаменты уже везут и доставят в лагерь как можно скорее.

Обрадованные заключенные высыпали из бараков и окружили грузовик. Крамер встревожился, и венгерский солдат начал стрелять над головами арестантов. Сингтон выпрыгнул из грузовика. «Прекратите огонь!» – приказал он, хватаясь за свой револьвер, и солдат опустил винтовку. Но еще до его приказа, к изумлению Сингтона, несколько человек в арестантской униформе, вооруженных дубинками, кинулись в толпу, избивая всех без разбора с отвратительной жестокостью.

Вернувшись к главным воротам, Сингтон сказал Крамеру:

– Вы устроили тут настоящий ад[498].

За тот короткий визит он увидел только горстку выживших и лишь через несколько дней обнаружил наконец массовые захоронения, крематорий и штабеля из тысяч голых, истощенных до костей трупов.

Выехав за ворота, он повернул к Лагерю II, чтобы повторить свои объявления.

* * *

Прошел целый день с тех пор, как Густав увидел вдалеке танки. Наконец-то британская колонна въехала на главную дорогу в Берген, минуя лагерь. Пока что ничего не происходило. Потом в Лагере II появился грузовик с громкоговорителями. Заключенные с бурной радостью встретили британского офицера и столпились вокруг него послушать объявления.

Узники Лагеря II, хоть и изможденные до предела, находились в куда лучшем состоянии, чем в главном лагере. У них оставались силы и оставался гнев. Как только грузовик капитана Сингтона отбыл, начался суд Линча.

Сотни мужчин, распаленных гневом и сильных в своем единстве, отлавливали тех, кто над ними издевался. Густав – добрейшая, мягчайшая душа, какую только можно себе представить – безучастно смотрел, как эсэсовских охранников и старшин бараков с зелеными треугольниками вешают и забивают до смерти. На его глазах убили как минимум двух мучителей из Освенцима – Моновица, и он не почувствовал ни жалости, ни сожаления. Венгерские солдаты не делали попыток вмешаться. В тот вечер, когда с расправами было покончено, оставшихся в живых эсэсовцев заставили хоронить тела своими руками.