Махида, принаряженная и заплетенная в полусотню косичек, сидела на пороге – шила что-то пестрое крупными небрежными стежками. Харр, подошедший к дому бесшумно, некоторое время подозрительно наблюдал с порога за нею, придирчиво оглядывал убранное цветами жилище – для кого старалась? Но по тому, как вскинулась она, уронив шитье, как бросилась навстречу, едва не своротив очаг, понял: ждали его. И окончательно похерил все свои подозрения, когда она, даже не примерив трехрядного ожерелья (в жисть бы не поверил, что она способна на такое!), мертвой хваткой вцепилась в его дырчатый кафтан и поволокла в койку.

Что-то новенькое появилось в ней – собственническое, непререкаемое. Так только… хм… только под венец тянут.

Он, снисходительно ухмыльнувшись, позволил побаловать себя – так сказать, «со свиданьицем», потом резко поднялся:

– На доклад пора, амант ждет.

Она было заверещала, но он даже не стал тратить слов, только гулко хлопнул себя по аспидно-черному колену, аж пирли под потолком зашебуршали, и поднялся.

– Да, чуть не забыл. – Он вытащил из кармана жемчужную нить и повесил на сучок, торчавший над койкой. – Это Мади, а то еще обидится.

– Да видно, уже обиделась – залетела на миг, нацарапала что-то на кружалах своих и больше глаз не кажет.

– Ну, забежит снова – отдашь, – деланно-равнодушным тоном проговорил он и сам подивился тому усилию, с которым он подделывал это равнодушие.

А у аманта в доме его первым делом встретил смуглый носик Завулони, высунувшийся из зеленой бахромы:

– Ну что? Продали?

Он понял, что она имеет в виду себя.

– Никак нет, – шепнул он, легонечко прихватывая ее нос двумя пальцами. Не быть тебе невестой. Брысь!

Она шутя цапнула его руку острыми зубками и, повизгивая от радости, легко умчалась куда-то в глубину дома.

Амант выслушал его доклад как подобает – глядя поверх головы и не дрогнув ни одним мускулом на обросшем черным волосом лице. Неожиданно спросил:

– Внакладе-то ты не остался?

Харр пожал плечами – со здешними ценами он еще не освоился и поэтому не знал, на сколько потянут те голубые наменяные монетки, которые уцелели после расчета с Ласонькой.

– Ладно. Запомню, – противу ожидания, амант с наградой решил, видно, повременить. – Когда вдругорядь соберешься?

Харр не ожидал такой прыти, но аманта, похоже, всерьез занимали перспективы сватовства.

– Только не начальником стражи, – сказал он неопределенно. – А то обрядили меня, точно обормота балаганного…

Амант весело заржал:

– Так это ж для того, чтобы за тобой легче присматривать было! И девку, чай, приставили к тебе ненасытную. Что, не так?

– Так-то оно так, да я приладил ее к одному престарелому, пятки чесать.

Иддс изогнул брови с неподдельным уважением:

– Да ну? А вот я б не пренебрег.

– Долг сполнять было надо, про женихов выведывать! – слегка заврался Харр, но амант этого не прочувствовал.

– Сказал – запомню. Так когда?..

– Дай со своей-то побаловаться… И про долг паладина не забыть.

* * *

Но Мадинька не пришла ни на другой день, ни на третий. Харр, наплевший стеновому про то, что надо-де хорошенько проверить городскую стражу, принялся бродить по улочкам, стараясь по каким-нибудь приметам отыскать дом рокотанщика. Наконец ему повезло ~ чуткое ухо менестреля уловило дребезжащий перебор ненастроенных струн.

Круглое строение с окнами в один уровень было, однако, слишком высоко, чтобы забраться на крышу; по всей вероятности, высоту эту увеличивало ограждение, превышающее человеческий рост, сложенное из зелененых кирпичиков с частыми просветами, в который, впрочем, едва ли могла протиснуться детская рука. Из этих дырок, щетинясь, лезла темная колючая зелень. Окна, перечеркнутые крест-накрест золочеными прутьями, тоже были недоступны, а дверей – Харр обошел странный дом дважды – и вообще не наблюдалось. Ощущение подозрительной настороженности усиливала торчащая из середины крыши башенка с совсем уже узенькими прорезями – в такие только одним глазом и глядеть возможно. Зато ни копье, ни стрела не достанет того, кто был внутри.

Не иначе как старый хрыч в глубоком детстве пережил нешуточную осаду, да так и остался на всю жизнь от страху пыльным мешком трахнутый.

Харр обошел негостеприимный дом еще раз, но глядя уже не на него, а на расположенные поблизости строения. Одно здание, с виду совсем нежилое, судя по полному отсутствию зелени в окнах, ему положительно приглянулось это была замысловатая башня, верхушкой своей возвышавшаяся над всеми окрестными домами, не больно-то широкая в своем основании. Вьющиеся спиралью оконца указывали на винтовую лестницу с некрутыми ступенями, а вот на верхушке, как нашлепка, на высунувшихся веером здоровенных балках располагалось жилое и довольно просторное помещение с пустыми прорехами окон. Дверь была притиснута здоровенными досками крест-накрест, в прилестничные оконца не протиснешься – а жаль, домик-башенка очень и очень подошел бы прямо сейчас. Но не ломиться же!

Пока он исследовал сей гипотетический наблюдательный пункт, мимо просеменили неуверенные шажки. Он косо глянул – и снова оборотился к облюбованной башне, потому как проходила всего лишь убогая старушенция, с ног до головы закутанная в бесформенную вылинявшую хламидку, но выдающая свою немощь шаркающими дрожливыми шажочками. Послышалось серебристое позвякивание – Харр глянул на прохожую еще раз и удивился: чем-то поблескивающим она стучала по решетке одного из окон рокотанова жилища. Последовал кракаюший звук, и окно вместе с подоконными кирпичами резко поехало вниз, пока не сровнялось с землей. Из серого рубища выпросталась узкая ручка и каким-то хитрым нажатием сдвинула вбок решетку.

– Эй, уважаемая!.. – окликнул ее Харр, и она медленно, словно через силу, обернулась.

За эти несколько дней она умудрилась так исхудать, что от смуглого прелестного личика, почитай, ничего и не осталось – блеклая серая тень, обрамленная серыми же крыльями ветхого покрывала. И только огромные золотые глаза лучились тревожным светом, перебегая с одного предмета на другой, точно пытаясь отыскать ответ на какой-то неразрешимый вопрос.

– Махида тебя заждалась, – проговорил Харр, покашливая, лишь бы что-нибудь сказать.

Глаза заметались еще беспокойнее.

– Да не бойся ты меня, не хочешь – не трону, – еще тише буркнул он.

Бесцветные губы неслышно шевельнулись.

– Не желаешь со мной говорить – Махиде поплачься, подружки как-никак, пробормотал он, от собственного бессвязного лепета уже заходясь бешенством. – Да уйду я с караваном через пару дней! Не будет меня!

– Не знаю… – различил он наконец едва уловимый шелест. – Я ничего не знаю… Я хочу узнать… Но ведь и ты не знаешь?..