– Не знал.

– Она прелесть, я ее обожаю, но она – врушка.

Сказано это было с нажимом, поэтому Картер ответил:

– Хорошо, буду осторожен.

– Не будете.

– Я…

– Феба, – сказала медсестра, на этот раз тихо, потому что Феба, держась одной рукой за шнур, подошла к двери. На ней было клетчатое бумазейное платье. Волосы растрепались, как будто со сна.

– Мистер Картер, – проговорила она. – Как мило, что вы пришли. Вы знакомы с Джен? – Феба похлопала медсестру по плечу и взяла ее под руку. – Она на меня сердится.

– Ты должна извиниться, Феба.

– Знаю. Мне ужасно стыдно, – с улыбкой произнесла Феба. – Мистер Картер, спасибо. Спасибо огромное, очень мило с вашей стороны. – Она протянула руки, ладонями вверх, словно собираясь принять подарок.

– Ой! – Роза в пиджаке. Зачем было ее прятать? Неужели нельзя было сообразить, что фокус, с которого он несколько раз успешно начинал легкий флирт, здесь не сработает? Картер почувствовал себя голым. Он мягко вложил розу в протянутые руки. Феба поднесла цветок к носу и погладила лепестки, прослеживая тончайшие жилки, которых Картер и не заметил.

– Прелестно, – шепнула Феба, проводя розой по белой щеке, как будто готова посвятить этому занятию остаток дня.

– Я надеялся вас увидеть, – с натужной бодростью произнес Картер. Вышло совершенно по-идиотски.

– Вам придется подождать своей очереди, – сказала Джен. – Феба…

– Ладно, ладно. Где они? – Она убрала розу за ухо и закрепила заколкой, потом протянула руку. Картер, опередив изумленную медсестру, сам взял Фебу под локоть.

От нее пахло знакомыми духами – «Ля Реноме» фирмы «Д'Орсей». Ими пользовались некоторые женщины в труппе Картера, но только Фебе так шел запах ванили и миндаля.

Они спустились по ступенькам. Картер вложил перчатки в свободную руку Фебы. Та кашлянула.

– Полагаю, уловка была слишком явной.

– Мне сказали, что вы иногда говорите неправду.

– Говорила, когда пила.

– Пили?

– Надиралась в стельку. – Она дважды стиснула его локоть, словно это была азбука Морзе. – Обещаете сейчас не подслушивать?

– Не обещаю.

Женщины уже сели в микроавтобус, шофер заводил двигатель. Ему пришлось снова выключить мотор, чтобы не заглушать слова Фебы, которая невыразительно скороговоркой начала извинения. По-видимому, женщины были последовательницами «Христианской науки». Они приезжали два раза в месяц и сегодня читали лекцию о том, что слепота – в голове: если бы обитатели приюта обладали достаточной верой, то немедленно бы прозрели. Двое мужчин, пострадавших на производстве, встали, объявили, что могут видеть, и начали натыкаться на мебель. В конце концов они сорвали очки и принялись, показывая женщинам пустые глазницы, взволнованно спрашивать, вернула ли вера их глаза.

Это вызвало гомерический хохот слепых и поздравления в адрес Фебы, которая всё подстроила. Стоя возле автобуса и слушая, как она объясняет причины своего дурного поведения, Картер жалел, что не приехал на десять минут раньше – такое стоило посмотреть.

Феба продолжала:

– …правда, честно, искренне сожалею. – Она улыбнулась.

– Заводи мотор, – сказала главная сектантка шоферу и, обращаясь к Фебе, добавила: – Мы еще приедем.

– Будем очень рады.

Когда автобус отъехал и они простояли молча несколько минут, Феба спросила:

– Мистер Картер, вы знаете про Хелен Келлер?[44]– Она произнесла это резким тоном, как будто не веселилась минуту назад.

– Они с помощницей…

– Энн Салливан, – вставила Феба.

– Да. Они были как-то на моем шоу. Потом Хелен пришла ко мне за кулисы и сказала, что ей понравилось представление. Она говорила очень вдохновенно. – Произнося эти слова, он думал, как бы предложить Фебе прокатиться на мотоцикле. Ей бы наверняка понравилось, при ее-то неуемном нраве, но сейчас она словно вросла в дорожку.

– Хелен такая бодрая, – сказала Феба ровно тем же тоном, каким отозвалась о сестрах Чонг. – Когда думаешь о ней и вспоминаешь, что сама – всего лишь слепая, становится стыдно.

– Можно кое-что вам показать?

– Пожалуйста, скажите, что это виски.

Он взял ее за руку.

– Вы говорили, что больше не пьете.

– Но хочется, – мрачно отвечала она. – Хочется каждый день.

Они, хрустя щебнем, подошли к мотоциклу.

– Вот. Ощупайте.

Как только руки Фебы коснулись руля, она вся преобразились, словно рассеялись обуревавшие ее мрачные чувства.

– Славная зверюга, – проговорила девушка, ощупывая баки и два сиденья.

– Хотите прокатиться?

– На мотоцикле? – Она выпрямилась, словно потрясенная этой мыслью. – Вы так ухаживаете?

– Роликами я не обзавелся.

– Искрометный, искрометный махатма. М-м-м, – Феба взялась руками за сиденье и припала к мотоциклу. Снова выпрямилась, ощупала швы по краям седла. – Нет, – пробормотала она. – Вы никогда не катали ее на мотоцикле.

– Простите?

– Вы ведь никогда не катали девушек на мотоцикле?

– Не катал, но откуда вы…

– Мистер Картер, я сегодня невыносима. Вам надо гонять на мотоцикле, спасаться от громил, ловить пули зубами и распиливать женщин пополам, но только не со мной. – Она взяла его за руку и потащила к крыльцу. – Не сегодня. Спасибо за розу и за перчатки.

Картер волочил ноги, придумывая, что сказать.

– Я не распиливаю женщин пополам, – пробормотал он. – Мне бы мама не разрешила.

Феба резко остановилась и повернулась к нему.

– Шутите.

– Нет, нет, не шучу. Моей матери никогда не нравилось, что фокусники распиливают женщин. Она всю жизнь изучала психологию. – При этом слове Картер вздохнул. Феба коротко хохотнула. Он продолжал: – Вам точно интересно слушать?

– У меня есть свободная минутка.

В нескольких неловких фразах Картер рассказал, что мать всегда считала П.Т. Селбита, изобретателя трюка с распиливанием женщины, тайным женоненавистником. Всякий раз, узнав о новом фокусе Селбита, она сообщала Картеру, что ее догадка подтверждается. Список иллюзий звучал и впрямь жутко: «Растяжение девушки», «Уничтожение девушки», «Раздавливание девушки», «Девушка на дыбе», «Девушка – подушка для иголок», «Неистребимая девушка» (последняя иллюзия доказывала, что девушку всё-таки можно убить, если фокусник как следует постарается).