лад, свои традиции, свое православное мировоззрение. В этом мы поддерживаем патриотическую общественность Борисоглеба и считаем недопустимым строительство там памятников Церетели».

После того, как писарчуки распространили по Борисоглебу слух, что скульптор Клыков отказался выполнить заказ главы района изваять для поселка памятники Иринарху и Пересвету, я вместе с кинооператором Анатолием Заболоцким побывали в мастерской Клыкова. Как я и полагал, скульптор не получал никакого заказа, но в случае такого он готов приступить к работе. Только вот тут уже глава района Почернин пошел на попятную.

Вскоре против меня и моих сторонников развернулась оголтелая травля в прессе и по телевидению. Региональная власть по наущению Ганичева начала дискредитировать и тех почитаемых в народе писателей и искусствоведов, которые поддержали нас в жесткой борьбе против установления памятников Церетели.

В это время и пришла в местную газету долгожданная статья Белова:

«Дорогие борисоглебцы!

Мне посчастливилось быть на вашей прекрасной земле, гостить у моего друга, писателя и депутата Анатолия Грешневикова. Мы встретились с вами в одном из учреждений поселка, размышляли о русской культуре, об утрачиваемых традициях, о трудной жизни крестьянства. Я очень признателен вам за теплый прием, признателен за понимание моей гражданской, писательской позиции. Хочется быть услышанным и понятым сейчас, в то время, когда вам хотят подарить несведущие в культуре и искусстве люди скульптуру одиозного «бизнесмена» Зураба Церетели.

Поверьте, это не тот случай, когда нужно принимать подарок, потому что он из Москвы, потому что он бесплатный.

Скульптура, как произведение искусства, несет в себе мощную духовную энергию. Но скульптура, выполненная вне национальных традиций, без учета русской реалистической школы, несет антидуховную энергию. Она, как вампир, будет отнимать у вас здоровые, нравственные силы. Я знаю многие памятники Зураба Церетели, не раз критиковал их за вычурность, иносказательность, малохудожественность… Не украсит скульптура Церетели ваш светлый, уютный Борисоглеб, не возвеличит его, а наоборот, избезобразит, умалит достоинство, принизит славную историю.

Конечно, все зависит от вашего слова… Но поверьте, слово глубоко уважаемых мною людей, самых авторитетных в русской культуре, высказанное уже против строительства в Борисоглебе скульптуры Зураба Церетели, – я имею ввиду В.Г. Распутина и В.Г. Брюсову, – это слово стоит многого, оно безгранично заслуживает того, чтобы к нему прислушались. Еще хочется поддержать вашего земляка, большого подвижника Анатолия Николаевича Грешневикова и сказать, что слово этого человека также не расходится с делом, оно для меня авторитетно, как и для вас, потому что оно всегда несет любовь и пользу Борисоглебу. Это его родина. И ему, как любому русскому писателю, хочется защитить свою землю от постороннего, чужого нашествия. Мне его позиция понятна, думаю, и вам тоже. Подумайте хорошенько. Русский человек семь раз примеряет и один – отрезает.

Искренне желаю вам добра и счастья, ваш Василий Белов».

Мне казалось, после этого писательского искреннего обращения к моим землякам, жаркая дискуссия закончится, и власть отложит установку памятников. Но я ошибся. Писатель Ганичев открыл второй фронт информационной войны против противников Церетели, подключив к ней как представителя Президента в Центральном федеральном округе Георгия Полтавченко, так и московских писателей Сергея Лыкошина, Юрия Лощица, Альберта Лиханова и других. Сражение противоположных позиций и мнений продолжалось до самой даты установки памятника.

Вторая, присланная Беловым, статья, касалась референдума по объединению Красноярского края, Таймыра и Эвенкии. Инициатива привлечь крупных популярных в стране писателей к агитации принадлежала бизнесмену Владимиру Потанину. Он попросил меня поговорить с Валентином Распутиным и Василием Беловым о возможном написании статьи в поддержку референдума. Оба писателя дали мне согласие подписать подобное обращение к избирателям. В нем, в частности, прозвучали такие слова:

«Мы обращаемся ко всем жителям Красноярского края, Таймыра и Эвенкии. Пусть 17 апреля, в день голосования об объединении, в ваших сердцах не будет места безразличию. Мы верим, что народ Красноярья понимает, как велико значение этого события. После более чем десятилетнего развала у нас появился шанс возродить былое могущество державы. Им обязательно надо воспользоваться. Приходите на избирательные участки, принимайте решение! Не подведите самих себя, не подведите страну, она надеется на вас.

Россия будет великой, ее возрождение начнется в Сибири.

Русские писатели Василий Белов, Валентин Распутин».

Данное обращение было подписано без задержки и лишних сомнений. Для большинства русских писателей-патриотов трагедией стали и развал Советской державы, и преступное шествие по стране сепаратизма, приведшего к Чеченской войне. Нужно было остановить расчленение страны и поддержать тех, кто укрупняет регионы и централизует власть. Такой шаг был предпринят в Красноярье. Белов и Распутин решили поучаствовать в этом объединительном деле.

Письмо семьдесят восьмое

Дорогой Толя!

Патефон мне подарен старухой из семейства железнодорожников, которые всю жизнь стремились в Россию. Но стоило им приехать из Монголии, как Берия упрятал многих в лагерь, в Казахстан.

Железная дорога, где отец ее служил паровозным машинистом, была подарена Сталиным Мао Цзэдуну! Вот и вся история с немецким патефоном.

Депутаты, не будьте такими щедрыми.

Белов.

Апрель. Пост.

На конверте стоит дата отсылки письма из Вологды – 16 апреля 2005 года.

История с магнитофоном, который стоял у Василия Ивановича в передней комнате на столе, интересовала меня давно. И потому, что мы часто слушали на нем старые пластинки с голосами величайших русских певцов Шаляпина и Лемешева. И оттого, что я писал книгу очерков о Василии Белове, а в ней намечалась глава «Мелодии старого патефона».

При первой же возможности я расспросил Василия Ивановича, каким образом он стал обладателем этого компактного музыкального ящика. Он рассказал трагическую историю жизни одной семьи железнодорожников, стремящейся всю жизнь вернуться из Монголии в Россию, но попавшей по возвращении в лагеря. Я записал тот рассказ на бумагу не сразу, а когда приехал домой. Некоторые детали того, как попал патефон в руки Белова, пришлось восстанавливать с трудом.

– Машинист привез патефон дочке, – рассказывал Василий Иванович. – Железная дорога, где ее отец служил паровозным машинистом, была подарена Сталиным Мао Цзэдуну. Дочку звали Ия Ивановна Скворцова. Я тебе уже говорил про нее. Она давно умерла. Перед смертью подарила патефон мне. Вместе с пластинками. Вот и вся история с немецким патефоном.

Чтобы не допустить в очерке неверных деталей, а тем более искаженных фактов, я аккуратно попросил Василия Ивановича напомнить мне в письме историю с обретением любимого им патефона. Он сделал это коротко, видимо, с небольшой охотой.

В очерке есть один фрагмент, как Белов поставил для меня пластинку с музыкой «Полонез Огинского», говорящий о проникновенной любви его к музыке.

«При звучании этой божественной мелодии у Белова перехватило