из Монголии давненько умерла… Ее фамилия была Скворцова, звали Ия Ивановна. Кажется, я писал, что она дочь паровозного машиниста. Берия их всех упрятал в лагерь, в Казахстан. Они же только и мечтали, что о России…

Стихи в «Завтра», действительно, писал аз грешный.

В Тимониху собираюсь, только летом. До этого надо пройти двухнедельное лечение в военном госпитале им. Вишневского.

Пластинки я собирал сам, часть от Ии Ивановны. Приезжай, послушаем вместе!

От Оли привет.

Белов.

Сочиняю сейчас рассказ – почти сатира на Путина, на Ельцина и т. д.

На конверте стоит дата отправки письма из Вологды – 25 апреля 2005 года.

Весна подарила мне две теплые запоминающиеся беседы с Валентином Григорьевичем Распутиным, человеком скромным, а писателем мудрым и масштабным. Всякий раз, когда я гостил в его московской квартире, поражался доброжелательной атмосфере, царившей здесь. Вот и в этот раз говорили обо всем, на разные темы, слушали все друг друга с почтением и никто никого не перебивал и не старался поспорить ради выпячивания своих аргументов. Валентин Григорьевич робко подливал коньячок в рюмки, а его жена Светлана Ивановна заботливо накладывала в тарелки закуску. Моментально пустело блюдо с фасолью, приготовленное по секретам самой хозяйки. Один из тостов подняли за здоровье Белова.

Василий Иванович месяц назад как раз оказался в больнице. Лечился у себя на родине. Ушлые журналисты прознали про болезнь и тотчас начали строчить статьи с жареными фактами.

В газете «Комсомольская правда» 2 марта 2005 года появилась заметка «Писатель Василий Белов попал в больницу».

Корреспондент Антон Черный писал:

«По словам жены, Ольги Сергеевны, 72-летний Василий Иванович в последнее время чувствовал себя очень плохо.

– Болезнь-то у него уже давненько началась, – рассказала нам Ольга Сергеевна. – Что-то с позвоночником, название такое премудрое, я точно не помню. Но врачи обещали подлечить. Давно он в больнице не лежал. Скучно ему там. Но уж что поделаешь – ноги-то совсем у него не ходят. В последнее время без палочки и не передвигается.

В больнице Василий Иванович надеется задержаться надолго. С собой он взял почитать журналы и газеты. Жена принесла ему бумаги.

– Василий Иванович сейчас что-то пишет. Он все от руки записывает, а я потом на компьютере набираю. Пришлось мне научиться, он ведь этой техники не знает».

Во время беседы Распутин обмолвился о том, что помогает в Иркутске строить храм, но деньги закончились, а бизнесмены и олигархи не откликаются на его просьбу. К кому только не обращался – все без толку. Жадность сильнее была, чем благотворительность. И когда он произнес фамилию олигарха Потанина, что тот отказал ему в помощи, то я пообещал с ним переговорить. Мне доводилось с Владимиром Потаниным встречаться, он помогал мне в издании книг. По его просьбе я даже вручал «потанинские стипендии» лучшим студентам разных вузов страны. Выезжал, например, в Тулу и там держал речь в университете, поощряя отличников… Но с особым уважением я относился к проектам Потанина, благодаря которым издавались прекрасные книги об истории и культуре, поддерживались провинциальные музеи.

Я не ошибся в Потанине, он откликнулся на просьбу Распутина и выделил значительную сумму на строительство храма. Нужен был банковский счет, куда перевести деньги.

Распутин прислал мне письмо:

«Дорогой Анатолий Николаевич!

Счет отправляю и низко кланяюсь за содействие и поддержку. Мои попытки добиться чего-то в РУСАЛе и Сиб. – Уральской алюминиевой компании ни к чему не привели. Оно, с одной стороны, и приятно, что гиганты наши стоят скалой и не клюют на имена, а с другой – и обидно, что не удастся мне поставить за них свечку.

Адрес строящейся церкви: с. Усть-Уда Иркутской области. То, что в банковских реквизитах стоит другое название, ничего не значит, и ошибки тут нет.

Мой телефон в Иркутске: 8-395-2-33-00-63.

Сын – Сергей. Жена – Светлана.

Всего Вам хорошего!

Ваш В. Распутин».

В конверт был вложен расчетный счет местной православной религиозной организации прихода Богоявленского… Банк получателя – Байкальский банк СБ РФ.

Спустя неделю, когда деньги отзывчивого олигарха ушли в Иркутск, Валентин Григорьевич подарил мне свою книгу с удивительно трогательной надписью:

«Защитнику Руси Анатолию Николаевичу Грешневикову с любовью и благодарностью, да еще и дружески. В. Распутин. Март 2005 год».

В письме Василий Белов хвалит стихотворение поэта Сергея Хомутова, которое он написал после нашего с ним посещения Тимонихи.

Оно по-философски глубоко и содержательно.

Куда мы, зачем?..

Ты ответить на это решись,

Да вот однозначного нету, пожалуй, ответа.

В осеннюю нежить иль нашу российскую жизнь —

Под русское небо и первые краски рассвета?

Вберет нас глубинная, неповторимая Русь

И благословит, и овеет великою тайной,

Но только с волнением гордым смешается грусть,

Что вряд ли сегодня покажется просто случайной.

Я думал, что Вологда – это глухие края,

Наверно, глухие, но сколько иных ощущений!

В подобных краях началась не одна колея,

Талант не один зародился, а, может, и гений.

Здесь даже Есенин когда-то гармошку срывал,

И версты Рубцов отмерял до родной деревеньки,

И, в целом, народ работящий в округе живал.

Пристрастно считая погожие дни, а не деньги.

…Как горы восходят, высоко встают облака,

Скользят по вершинам клубящимся легкие блики,

За нами века и пред нами простерлись века,

Добро, оказались бы оные равновелики.

Накроет внезапно цветное двурадужье нас,

Последнее, видимо, в этом году високосном,

И лишнею будет любая из сказанных фраз,

Пусть, даже о самом насущном и самом серьезном.

Громадны дома в деревнях Вологодской земли,

Здесь дышится вольно и хочется к бревнам прижаться,

Мы столькое за день всего лишь один обрели,

Но разве успеешь такой чистотой надышаться?!

Откроется дверь, и хозяин введет нас в тепло,

Хорошая женщина встретит открытой улыбкой;

Присядем за стол, не случайно сюда нас вело

От города с жизнью теперешней душной и зыбкой.

А после деревней к церквушке пройдем, на погост,

Где рядом лежат утомленные добрые люди,

А сельский уклад изначально спокоен и прост:

Трудись да люби, и не думай о всяческом блуде.

Былая деревня уходит, но в отчей земле

Незримые корни на тысячи лет остаются,

И коль на крови мы взрастали да жгучей золе,

То здесь непременно когда-то побеги пробьются.

Я верю, что все же остался живительный