– Я пробегусь на почту, счет на мобильный пополню и вернусь! – уже сама себе сказала Наташа тихо. Но в этот момент сопение прекратилось, знать, слышала Антонина. Улыбнулась Наташа: – Я быстро, теть Тонь! – и выскочила за дверь.

А сопенье в палате вновь продолжилось. Только уж мертвым сном спала Антонина, а черные густые тени облепили ее и, как и прежде, чья-то рука колотила что было мочи, сильнее и сильнее по лбу, отсчитывая удары, пока кровь не брызнула из расколотого черепа на постель и белые стены…

Наташа вышла на перекресток тропинок соснового бора. И куда ушли Ольга и Неля? Договорились же встретиться на поляне перед сосняком, а нет никого. Только шорох, да шум ветра в густых ветвях сосен, да странная чернильно-черная лужа посередине места… Наташа прислушалась, где-то шум ветра казался гуще и даже забивал общий гул, к которому привыкли люди приморья за последнее время.

Огляделась сторонами Наталья – а и нет никого, обежала корпуса белые, за ворота вышла – словно испарились все. Да вот дорожки все водой черной залиты. Обходить начала Наташа странную воду, как и не с чистых небес пролитую. В здания заходила искала – нет никого! Даже в палату, из которой вышла, вернулась – тетя Тоня-то человек мудрый, может, подскажет, в чем дело? Да только на кровати Тони – одно кровавое пятно, а из-под кровати лужа темная растекается.

Воскликнула Наталья да обратно к двери бросилась. Вон из корпуса, на улицу, где в свете дня что-то зловещее и таинственное притаилось.

– Ну уж нет, – сама себе сказала Наталья, – дети меня ждут, вернуться мне надо. И Рожден ждет. Не выйдет!

Подобие шепота, злого и нехорошего, донеслось из-за светлых корпусов. И Наталья не раздумывая бросилась в сторону леса. Не свой лес, не тайга это, но лес всегда оберегал да хранил ее и семью.

Когда Наташа забежала далеко в лес, почувствовала себя среди сосен корабельных безопаснее. Стала отдышаться да лес поблагодарить, когда будто что почудилось ей. Плач ли, попискивание? На звук пошла, приметнее и приметнее звук становился, да плач это! И плач детский! Поспешила туда Наташа, да между деревьев странную картину увидела. Стайка детишек малых, сбилась да ревом ревут.

– Что случилось-то, крохи? – воскликнула она, а дети, едва завидя взрослого человека, как цыплята бросились к ней.

Старший-то, шестилетний Олежа, рассказал, что аж из далекого Киева они, гуляли с воспитательницей, да через переход шли парами, на экскурсию к планетарию. Только вот вдруг появилась вода темная-темная, прям под ноги Татьяне Богдановне и другим детишкам. Они и исчезли. А остальные малыши вдруг здесь оказались. Да вот многие не из их группы. А другие, чудные ребятки, на незнакомых языках говорят и тоже плачут.

– Так-так, вода, значит, темная, – Наташа припомнила черные лужи на улице между корпусами и у кровати Антонины. – Неспроста, знать, это. – Сняла тогда Наталья бусы, нить разорвала и стала по бусине на дорожку бросать.

– Зачем вы это делаете, тетя Наташа? – спросил один из малышей.

– А непростые у меня бусы, – ответила Наташа, – и дела вокруг непростые творятся, детишки мои. Вот бусину кинем, куда ляжет, туда нам и путь.

Наташа не узнала лес. Высокий лиственный, с темными редкими чащами, лес походил на сказочного богатыря. Но хлюпанье повсюду отвлекало от его красоты.

– Дети, – скомандовала Наташа, – постарайтесь не становиться в мокрые пятна, держитесь меня, вероятно, эти пятна опасны!

Она опять оглянулась на детей, их стало еще на много-много больше.

– Старшие, держите младших! И не упускайте меня из виду! Помните, что даже если я исчезаю, вы идете строго за мной, там впереди очень волшебные дороги, они выведут нас, – улыбнулась детворе Наташа. А ее сердце защемило, дети невероятным образом прибывали.

– Помогайте друг другу! И строго за мной! – и Наташа бросила еще один орешек впереди себя, упавший в скользкую грязь и радужно засветившийся золотыми переливами.

– И путь заповедный и орешки неспроста… Господи, Марьюшка, ты бы нашла выход, – прошептала Наталья. – Ты всегда его находила, и объяснения, и пути-дороги, ты бы нашла, – по ее щеке скатилась слеза, – где же ты потерялась, Марьюшка, столько лет. Но я не сломаюсь, я дойду! Я обещаю тебе.

Последняя бусина-орешек вывела Наташу к подножию огромных заснеженных гор, темная вода подбиралась уже туда, и дети по щиколотки стояли в ней. Холодная вода, перемешанная со снегом.

– Это же Эльбрус! – закричал кто-то из детей.

– Эльбрус? – переспросила Наташа, и тут же резкий детский крик отвлек ее от созерцания гор. Дети шлепались в темную воду, в сторону летели брызги крови, мелькали блестящие змеиные тела с шипами, невидимая тьма непонятных маленьких уродцев копошилась в воде, пытаясь утянуть куда-то детвору, царапая и кусая.

– Немедленно все побежали в горы, – закричала Наташа, – там свет и снег, там нет темной воды! Быстро все в горы!

И дети, крича и падая, в порезах и крови побежали вперед, сбивая друг друга.

– Осторожнее! – кричала Наташа, разбирая руками малышню в разные стороны, подсаживая на более высокие места. – Бегите, не толкайте друг друга!

Темные, скользкие твари вцепились в ее руки, в ноги, вода и снег вокруг нее окрасились багряным, но она продолжала и продолжала, подталкивать детей вперед.

Она не считала часов, сердце колотилось от нахлынувшей усталости, какой-то тяжелой и жуткой, как никогда. Пока вдруг Наташа не поняла, что теряет много крови, привлекая тем самым тварей.

Но это давало фору сотням бегущих детей – спастись. Значит, надо выдержать, пока последний ребенок не будет на относительно безопасной высоте. И она терпела. Единственный взрослый человек, откидывая с рук тварей, черных и шипящих. А дети все карабкались наверх, прочь от кошмара низин.

Мерное, тихое, необычайно вкрадчивое на слух гудение, похожее на вздох далекого исполина, наполняло пространство. Воздух тихо дребезжал и вибрировал. Гул, вот уже три дня сопровождавший безмятежную летнюю дремоту маленького приморского городка, никак не проходил. Казалось, он врос в окружающий мир, просачивался через лазоревое небо, исходил из бесшумного дыхания моря, смешался с землей. Источник странного монотонного гудения найти не получалось, и понаехавшие за эти дни ученые отнесли все на счет высоких южных температур и неизученных атмосферных явлений. Назвали гул новым парадоксом природы и для перестраховки усилили наблюдения за спокойными сейсмодатчиками. Городское телевидение, от лица приезжего доктора наук, пойманного на одном из пляжей, успокоило жителей, что гул – это явление безопасное, даже обычное, просто неизученное, и бояться его – все равно что бояться гула пчелиного роя. Так же бессмысленно! К тому же нет ни одного города на Земле, кроме тех, что за семьдесят третьей параллелью арктических широт, где бы шума не ощущалось… Вот триста лет назад тоже гудело! И еще как гудело! Даже в катренах Нострадамуса было описано: «Великий гул, от засухи идущий и солнца жар передающий нам!» Глобальное потепление, жара, можно сказать, несусветная! Вот все и гудит, от накала! А в Арктике не гудит, потому что там холодно! Почему гудение слышно и в Антарктиде? Запросто – воздушные африканские массы и так далее…