«Умри достойно! – сказал я себе. – Умри достойно!»

Но разве возможно принять достойную смерть от зубов гончих? Наши кольчуги задержат их дикий натиск, но лишь на мгновение. A собаки, почуявшие наш страх, наверняка жаждали крови.

Обнажив Вздох Змея, я уже приготовился к самому худшему… И тут собак кто-то окликнул, причем явно не ловчий.

То был голос женщины. Он звучал чисто и громко, без слов: незнакомка просто распевала что-то. Этот дикий, резкий зов пронзил утренний воздух, как звук рога. И гончие внезапно остановились, повернулись и огорченно заскулили.

От ближайшей собаки – то была сука с запятнанной грязью шкурой – меня отделяло всего три или четыре шага. Она скорчилась и завыла, когда невидимая повелительница позвала ее снова. В этом зове без слов, в этом вибрирующем вопле было что-то печальное, и сука сочувственно заскулила. Ловчий, который выпустил гончих, попытался хлыстом погнать их к нам, но дикий, воющий голос незнакомки снова ясно донесся сквозь дождь, на этот раз он звучал громче. Женщина как будто визжала в приступе внезапного гнева, и три гончие прыгнули на ловчего. Тот отчаянно завопил, но тут же оказался посреди клубка из зубов и шкур.

Всадники поскакали к собакам, чтобы отогнать их от погибающего ловчего, но тут женщина издала дикий вопль, который швырнул всю свору к лошадям, и утро наполнилось шипением дождя, нечеловеческими криками и воем гончих. Всадники в панике повернули и понеслись обратно к воротам.

Женщина позвала снова, на этот раз мягче, и гончие послушно закрутились вокруг чахлого ясеня, позволив всадникам спастись.

Я молча смотрел на все это. Собаки припали к земле, оскалив зубы и наблюдая за дверью дома Кьяртана – и именно оттуда появилась незнакомка. Она перешагнула через выпотрошенный труп, который Стеапа оставил в дверях, и воркующим голосом пропела что-то собакам, которые распластались по земле. A затем посмотрела на нас.

Это была Тайра.

Сначала я ее не узнал. Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз видел сестру Рагнара. Она запомнилась мне светловолосой девчушкой, счастливой, здоровой и благоразумной. Помнится, она рассуждала о том, что, когда вырастет, обязательно выйдет замуж за воина-датчанина. A потом дом ее отца сожгли, жениха убили, а ее саму захватил в плен Кьяртан и отдал Свену.

И теперь, когда я увидел ее снова, Тайра превратилась в жалкое существо из ночного кошмара.

На девушке был длинный плащ из оленьей шкуры, скрепленный у горла костяной брошью, но под плащом она была абсолютно голой. Когда Тайра шла между гончих, полы плаща все время распахивались, и было видно, что тело ее болезненно худое и грязное, а руки и ноги покрыты шрамами, как будто кто-то постоянно полосовал их ножом. Там, где не было шрамов, виднелись язвы. Ее золотистые волосы стали сальными и чумазыми, и Тайра вплела в них засохшие побеги плюща. Плющ болтался и вокруг ее плеч.

При виде ее Финан перекрестился. Стеапа сделал то же самое, а я вцепился в свой амулет-молот.

Острые ногти Тайры были длинными, как те ножи, которыми кастрируют жеребцов, и она размахивала руками, словно колдунья, а потом внезапно завопила на гончих, которые жалобно заскулили и стали корчиться от боли.

Тайра посмотрела в нашу сторону, и я почувствовал приступ страха, когда она внезапно присела на корточки и указала прямо на меня. Глаза ее были яркими, как молнии, и полными ненависти.

– Рагнар! – закричала она. – Рагнар!

Имя это звучало в ее устах как проклятие, и гончие повернулись и уставились в мою сторону. Я знал, что псы прыгнут на меня, стоит только Тайре снова подать голос.

– Я не Рагнар! – воскликнул я. – Я Утред! – И снял шлем, чтобы она увидела мое лицо, повторив: – Я Утред!

– Утред? – переспросила Тайра, все еще не сводя с меня глаз.

В этот краткий миг она выглядела вовсе не сумасшедшей, а лишь сбитой с толку.

– Утред, – повторила она, на этот раз так, словно пыталась припомнить мое имя.

Почувствовав перемену в ее тоне, гончие отвернулись от нас… A потом Тайра вдруг завопила. Но не на собак; то был воющий плач, обращенный к облакам. И тут она внезапно обратила свою ярость на псов. Тайра наклонялась, зачерпывала пригоршни грязи и швыряла ее в собак. Она все еще не говорила ни слова, но гончие поняли ее безмолвный язык и послушались хозяйку, устремившись через скалистую вершину Дунхолма, чтобы атаковать только что построившуюся «стену щитов» возле ворот.

Тайра последовала за псами, окликая их, плюясь и содрогаясь, наполняя адскую свору исступленной яростью, и страх, который пустил было во мне корни до самой холодной земли, прошел. Я крикнул своим людям, чтобы они шли за Тайрой.

Эти гончие были ужасными тварями. Этакими злобными созданиями из мира хаоса, обученными убивать, и Тайра подгоняла их высокими, воющими криками. И «стена щитов» сломалась задолго до того, как перед ней появились псы. Люди побежали, рассыпавшись по широкой вершине Дунхолма, а собаки гнались за ними.

Лишь горстка самых храбрых бойцов осталась у ворот, как раз в том месте, куда я хотел добраться.

– Ворота! – закричал я Тайре. – Тайра! Пошли псов к воротам!

Она вновь начала издавать лающие звуки, пронзительные и отрывистые, и гончие послушались ее, устремившись к укреплениям ворот. Я не раз видел, как охотники направляли гончих так же умело, как всадники направляют коней с помощью коленей и поводьев, но сам так и не научился этому искусству. Зато Тайра владела им в совершенстве.

Люди Кьяртана, охранявшие ворота, сопротивлялись до конца. Собаки рвали их зубами, до меня доносились отчаянные вопли. Я пока не видел ни Кьяртана, ни Свена, но и не искал их. Я лишь хотел добраться до больших ворот и открыть их для Рагнара. Поэтому мы последовали за собаками, но потом один из всадников пришел в себя и закричал испуганным людям, чтобы те окружили нас сзади. Этот всадник был крупным человеком, в кольчуге под грязным белым плащом. Шлем с окаймленными бронзой дырами для глаз скрывал лицо, но я не сомневался, что это Кьяртан.

Он погнал своего коня вперед, и десяток людей последовали за ним, но Тайра издала несколько коротких, затихающих рулад, и десять гончих повернулись, чтобы помешать всадникам. Один конник, отчаянно стремясь избежать нападения псов, повернул лошадь слишком быстро, и та упала, растянувшись в грязи, дрыгая ногами. Полдюжины гончих набросились на брюхо упавшей лошади, в то время как остальные перепрыгнули через нее, чтобы сожрать вылетевшего из седла всадника. Я слышал предсмертные вопли этого человека, видел, как один из псов заковылял прочь – его лапу перебило копыто отчаянно бьющейся лошади. Бедняга издавала ужасные звуки.

Продолжая бежать сквозь струи дождя, я увидел копье, полетевшее вниз с укреплений. Воины, что стояли на крыше надвратных укреплений, пытались остановить нас с помощью копий. Они метали копья и в собачью стаю, которая все еще рвала на части остатки павшей «стены щитов», но гончих было слишком много.