— В такой день хочется поскорей выйти в море, — сказал келевст.

— И я подумал о том же, — отозвался Менедем.

Небо на востоке порозовело, но солнце должно было встать только некоторое время спустя.

Менедем посмотрел на Соклея, все еще храпящего на палубе юта, и пошевелил двоюродного брата ногой. Тот задохнулся, что-то возмущенно пробормотал и открыл глаза.

— Это еще что за шутки? — негодующе вопросил он, садясь.

— В чем дело? — Менедем был олицетворением невинности. — Ты хочешь отправиться в Афины?

— Я хочу, чтобы ты отправился к воронам. — Соклей вскочил так быстро и с таким свирепым видом, что Менедем подумал, уж не предстоит ли им драка. Но потом гнев в глазах Соклея угас. — Замечательный ветер, правда?

— Мне нравится, — ответил Менедем. — И келевсту тоже нравится. И я не могу себе представить человека, которому было бы жаль уходить с Патмоса.

— Хорошо. — Соклей, не одеваясь, подошел к борту, как поступил недавно и Менедем, а вернувшись, сказал: — Тогда давай будить моряков.

Диоклей уже принялся будить тех, кто к этому времени не проснулся сам.

Все позавтракали хлебом и оливковым маслом, выпили разбавленного вина и, когда солнце выползло из-за горизонта, подняли якоря. Им даже не пришлось грести, чтобы выйти из гавани: гавань открывалась на запад, и ветер вынес из нее «Афродиту», едва парус спустили с рея.

Менедем через плечо наблюдал, как Патмос становится все меньше. Если бы он вел акатос прямо на запад, он бы прошел через Киклады в третий раз за нынешний навигационный сезон. Но вместо этого Менедем стал работать рулевыми веслами, поворачивая судно к северу, чтобы пройти между Икарией по правому борту и Миконосом по левому. Они двинулись на северо-запад — мимо островов Теноса, Андроса и Эвбеи. Менедем повел «Афродиту», сильно уклоняясь к востоку, к середине Эгейского моря.

За весь день на глаза им не попалось ни одного судна, и Менедема это вполне устраивало.

— Завтра к вечеру или рано утром послезавтра мы сможем проскользнуть по каналу между Андросом и Эвбеей и добраться до Афин, — сказал он.

— Хорошо. Просто замечательно, — отозвался Соклей. — Ты был прав: здесь, посреди моря, не встретишь много судов.

— Нет гарантии, что мы не попадем в беду, — заметил Менедем. — Но здесь меньше шансов в нее попасть. И мы ни разу не потеряем из виду землю, как это бывало по пути в Великую Элладу, поэтому всегда будем знать, где находимся.

— В Эгейском море трудно потерять из виду землю, — сказал Соклей. — А в ясный день и вовсе невозможно.

— Дальше к северу — запросто. Там есть большой переход от Лесбоса к Скиросу. Но в других местах… — Менедем покачал головой. — Да, не думаю, что мне бы такое удалось.

Некоторые моряки насадили на крючки наживку — кусочки хлеба и сыра — и забросили удочки в море. Они поймали несколько небольших рыбешек и пару макрелей. А потом, как раз когда Менедем уже собирался приказать бросить якоря, Москхион вытащил роскошную жирную барабульку.

— Сегодня вечером многие будут набиваться к нему в друзья, — сказал Соклей.

— Верно, — согласился Менедем. При виде великолепной рыбы у него потекли слюнки. — Надеюсь, я и сам буду другом Москхиона нынче вечером. — Последние слова он нарочно произнес погромче — как у всех капитанов, голос у него был зычный.

Москхион перестал разглядывать рыбу и озорно улыбнулся.

— Мы разве знакомы, почтеннейший? — спросил он так вежливо, как будто был владельцем простирающегося до горизонта поместья и размышлял — стоит ли ему разговаривать с каким-то дубильщиком.

Все, кто слышал это, громко расхохотались, в том числе и Менедем.

— Сейчас я покажу тебе, знакомы мы или нет, — с притворной яростью прорычал он.

* * *

Когда солнце село, счастливчики, которые поймали рыбу, зажарили свою добычу над маленькими жаровнями, и в воздухе разнесся вкусный аромат. Москхион как можно разумнее разделил свою барабульку и передал небольшие куски Менедему, Соклею и Диоклею.

— Хотя это и маленький кусочек, — заметил Соклей, запивая свою долю глотком вина, — но очень вкусный!

— Так и есть, — согласился Менедем. — Лучше съесть кусочек барабульки, чем объесться сыром.

Капитан «Афродиты» знал, что голодный человек так бы не сказал, но сам он наслаждался роскошью полного желудка.

Менедем съел оливку и выплюнул косточку в море.

— Вон блуждающая звезда Зевса, — сказал Диоклей, показав на южную сторону небосвода.

— Где? — спросил Соклей. — А, теперь вижу. Хотел бы я знать, правы ли вавилоняне, которые утверждают, что движение звезд якобы предопределяет все наши деяния.

— А откуда такое можно знать? — сказал Менедем. — Мне хочется верить, что я делаю что-то, потому что сам того желаю, а не потому, что мне велит какая-то звезда.

— Да, и мне тоже хочется в это верить, — ответил его двоюродный брат. — Но в самом ли деле это так, или я просто хочу в это верить, потому что звезды говорят, что я должен так хотеть?

Диоклей фыркнул и снова наполнил чашу вином.

— От таких разговоров у меня начинает болеть голова, — сказал начальник гребцов.

— А что, интересно, тогда вавилоняне говорят насчет близнецов? — спросил Менедем. — Близнецы рождаются одновременно и часто похожи друг на друга, но иногда отличаются один от другого, как цыплята от слонов. А ведь, судя по звездам, под которыми они родились, они должны быть все поголовно одинаковыми, так?

— Верно. — Соклей просиял, взглянув на двоюродного брата. — И вправду очень логично. Интересно, думал ли когда-нибудь над этим кто-нибудь из философов. Когда мы попадем в Афины, я обязательно спрошу.

Сумерки стали гуще, на небе появились новые звезды. Менедем заметил низко над восточным горизонтом блуждающую звезду Крона, более тусклую и желтую, чем звезда Зевса.

— Я знаю, что предсказывает эта звезда, — сказал он, указав на нее. — Всякий раз после того, как я ее замечаю, я вскоре отправляюсь спать!

— Удивительно, — ответил Соклей. — Я родился на полгода раньше тебя, но мне она предрекает то же самое!

Они рассмеялись.

«Афродита» слегка покачивалась; Менедем давно привык к этому движению. Качка была настолько легкой, что не беспокоила его двоюродного брата, более чувствительного к таким вещам. Они легли бок о бок на палубе юта, а Диоклей ушел вперед, чтобы выспаться на скамье гребца.

* * *

Когда Менедем проснулся, вечерние сумерки сменились предутренними. Он зевнул, потянулся и стал смотреть, как на небе гаснут звезды, — как ночью наблюдал за их появлением. Высоко над головой закричала чайка.

Менедем встал и проверил ветер, после чего удовлетворенно кивнул. За ночь ветер не переменился и не утих.