Интересно, что призыв Томаса к «пробуждению»[100] перед лицом приближающейся катастрофы означает больше «назад», чем «вперед»; он представляет пробуждение Америки как реставрацию чего-то давно прошедшего, и оно, кроме того, понимается не как акт сознательного самоопределения, а как склонение перед авторитетом отца. Оно в действительности является точной противоположностью того, что ожидалось бы от такого возрождения: «Проснись, Америка, назад на колени, назад к предкам твоих отцов, на место, которое тебе указал Бог». Томас здесь приближается, не зная того, к любимому понятию фашистских и антисемитских интеллектуалов, к фикции «консервативной революции».

Как уже упоминалось, техника намеков связана с идеей закрытой, насильственной, строго управляемой замкнутой группы, с шантажом. В пропаганде террора фашизм ярко проявляет эту связь. Террор применяется не меньше, а может быть, даже и больше в отношении неполитических связей своих собственных последователей, чем противников. При национал-социализме этот метод играл значительную роль под названием «Feme». Опаснее всего являются якобы силы, которые действуют изнутри; фашист, который не может не чувствовать себя окруженным предателями, беспрестанно грозит их уничтожением.

Томас использует намеки для того, чтобы призывать крестоносцев к постоянной бдительности среди своих. «Мои друзья, я никогда не боюсь мира. У меня нет никогда страха перед нападением дьявола. Я знаю, каков мир. Я знаю, что ожидать от тех, кто по ту сторону баррикад. Но я говорю тебе, мой друг, ты должен быть начеку внутри движения. Кто-то, кто продался дьяволу, проникнет в церковь и попытается уничтожить дело Господа посредством кого-то, кто принадлежит церкви. Если я во все годы подвергался нападению, то всегда из собственных рядов. Вы, мужчины и женщины, можете это подтвердить. Будьте начеку перед нападением изнутри, из своих рядов, кто рядом с вами, из-за зависти или из-за другого, что хочет навлечь на нас Сатана».

Довольно часто вожди фашистов имели причину для таких предупреждений. Банды гангстеров привлекают гангстеров, преступники присоединяются к организациям хулиганов разного рода и выходят из них по разным причинам, чтобы перейти к другой партии, от которой они ожидают больше. Также фактор тайны порождает то, что присуще всем фашистским заговорам: разглашение тайны и предательство. Террор, направленный против собственных членов организации, усиливает авторитет, который только тогда является абсолютным, когда нетерпимы малейшие нарушения, когда достигается самая строжайшая дисциплина. Чтобы достичь этого, нужно заклеймить как предательство даже малейшие отклонения и преследовать за это без всякого снисхождения.

Здесь опять вступают в действие определенные глубинные точки зрения. Как дополнение к трюку «единство» трюк «черная рука» является средством интегрировать различные элементы репрессивной и эксклюзивной организации. Ее исключительность может только сохраняться, когда члены, среди которых все время поддерживается состояние взаимного недоверия, следят и шпионят друг за другом. Угроза Feme, которую фашистский агитатор направляет против собственных сторонников, позволяет предугадать полную атомизацию всего населения, которая имеет место в тоталитарных государствах. Репрессивное единство имеет своим результатом подавление всех непрофессиональных видов деятельности, которые непосредственно контролируют правительство и партия. Если заговорщики стремятся образовать компактную группу, они должны, что касается их убеждений, быть полностью изолированными друг от друга. Фашистский шантаж является чистой пародией на то «народное сообщество», быть которым он так стремится на словах. Фашистские последователи завистливее и недоверчивее, чем другие, и готовы в большей степени даже, чем самые крутые соперники, «ликвидировать» друг друга. Разъяснение этого было бы правильным ответом на трюк «человеческий интерес».

Самая роковая импликация трюка «черная рука» касается между тем одной из глубоких внутренних характеристик бандитизма и фашизма. Оба можно определить как тип организаций, из которых нет пути назад. Жертва отдельного для сообщества, как это было уже рассмотрено и как проявляется в постулате невозможности отмены, в клятве, символике крови, ритуалах посвящения и так далее, означает полную отдачу душой и телом, без ограничений и оговорок. Желание выйти из принудительного сообщества — это начальный жест, который выражает стремление к свободе; нет ничего более ужасного для фашиста, чем такое желание. Кто передумал, кто хочет опять «наружу», рассматривается как «заклятый враг», и не важно, насколько порядочен он и каковы были побудительные причины: перемена убеждения характеризуется как предательство и требует строгого наказания. Психологический эффект идеи Feme так же важен, как и организационный; характер окончательности, приданный этому решению, действует так же, как и эмоциональная привязанность к шантажу, и результатом ни в коем случае не является только страх. Люди имеют склонность любить то, от чего они не могут отказаться, идентифицировать себя еще и со своими тюремными застенками. Фашистская эмфаза Feme постоянно это использует.

Поразительный пример трюка «черная рука» имел место 30 июня 1934 г., когда с учетом пропагандистского воздействия было расстреляно большое количество нацистов, некоторые из них вовсе и не могли быть заговорщиками. Ментальность Томаса имеет, может быть, не зная того, следы поведения, превращающегося в конце концов в жесточайший террор против собственной организации.

Этот последний поворот террора как раз против сторонников должна использовать контрпропаганда.

Гитлер часто говорил, следуя традициям Бисмарка, о реальной политике, хотя в этом случае имеется в виду простое право сильного. Однако этот термин имеет более глубокие импликации, чем простая рационализация цинизма Макиавелли. Несмотря на постоянные призывы к идеализму, героизму, жертвенному духу, фашист никогда не забывает втолковывать своим последователям, что зло не должно исчезнуть из мира по его воле. Его цель — не отменить подавление, а дать узду в руки собственной партии. Он издевается над всевозможными утопиями и наслаждается представлением, что мир не только плох, но и что он должен оставаться таким же плохим, и наказуемое преступление — думать, что он мог бы стать другим. Этот лозунг имел влияние на всех реакционных теоретиков со времен Гоббса. Он следует как тень за всеми высокопарными идеологиями современного века. В полностью выродившейся форме, бросающей свет на ее собственное содержание, этот лозунг вновь появляется у Томаса. Он проповедует высокие религиозные идеалы, большинство которых так сильно проявляет сохранившуюся ортодоксию, что он не может серьезно надеяться на то, что убедит своих последователей, но он проявляет также сильный интерес ко всевозможным практическим делам, к реальной политике в самом мелочном смысле слова. Рационализм, который он выставляет на всеобщий обзор в планах и в организации своей группы, в каждом пункте приходит в противоречие с застывшей иррациональностью его религиозного учения. Существует бездна между его высказыванием о практическом здравом человеческом разуме и официальной идеологией, которая по крайней мере показывает неосознанное бессилие его идеалов и их собственную лживость. Идеалы должны завуалировать прежде всего его желание власти и его административные манипуляции и заклеймить противников как морально стоящих ниже его. Напротив, высказывания, в которых он говорит о практических и трезвых вещах, доказывают слушателям, что их вождь является человеком со здоровым человеческим умом, таким же как и они сами, но также и то, что им важно: организация, власть конкуренции и светский успех. Трудно сказать, осознает ли полностью Томас сильное противоречие между высокопарными фразами и реальностью, или его следует отнести к нижнему слою среднего класса. Как бы то ни было, это противоречие едва ли является препятствием для его речей, помогает им обеспечить их воздействие. Чем слабее связь между идеалами, как часто он привык это называть, его «бизнесом», тем публика яснее видит, что идеалы остаются идеалами, но он имеет в виду коммерцию, сделку. Собрание явно непримиримых элементов в речах Томаса никто не может сформулировать яснее, чем он сам: «Мы пытаемся здесь быть практичными, мы пытаемся проповедовать Евангелие нашего Господа со всей страстью, любовью и силой, которые Бог дает нам посредством духа».