– Ты написала обо мне после… после того, что случилось в пустыне. Я это читала. Ты меня поняла. У тебя добрая душа, Сара.

– Последнее время я пишу мало, – ответила Сара, выходя в середину гостиной. Горела лишь одна лампа, и Сара погрузилась в полумрак.

– Слушай, что ты не присядешь? Я что-нибудь попить принесу. Что ты хочешь?

– Воды.

Сара пожала плечами. Пошла на кухню и вернулась через десять минут с двумя высокими бокалами. Один дала Мише. Миша почувствовала запах алкоголя из другого. Сара села на диван напротив нее и сделала большой глоток.

– Я никогда в жизни так не боялась, как в тот день, в пустыне, – сказала она. – Думала, твой брат…

Она задумалась и посмотрела на Мишу поверх бокала.

– Я думала, что он полнейший безумец. Понимала, что все мы сейчас умрем. А потом…

Она снова сделала большой глоток.

– Потом я перерезала ему горло, – закончила за нее Миша. Эти слова ранили сейчас, и всякий раз. Они не глядели друг на друга. Миша поставила бокал на столик рядом с диваном. Звон льда о стекло показался ей оглушительным.

– Должно быть, было очень трудно на такое решиться.

– Куда труднее, чем ты думаешь, – ответила Миша. – Нур был и остается пророком Аллаха. Он мой брат. Он человек, последователем которого был мой муж. Я люблю его, во имя Аллаха, во имя моей семьи и во имя моего мужа. Ты не знаешь, что значит быть женщиной в нашем обществе. Не знаешь этой культуры. Не можешь оценить столетий традиции. Я сделала невозможное. Я бы скорее себе руку отрезала, чем позволила бы ей сделать такое.

– Но ты это сделала.

– Я думаю иначе, – тихо сказала Миша. – Но не думаю, что ты в это поверишь.

Она смотрела на Сару против света и видела, по большей части, лишь подсвеченный лампой ореол волос. Смутно различала лишь блеск глаз и жидкости на ее губах, когда Сара снова поднесла к ним бокал.

– Снова видения Кахины? – подшутила Сара, но Миша услышала, что ее голос дрожит.

– Я пришла к тебе в Дамаске лишь потому, что Аллах послал мне видение.

– Я помню.

– Тогда ты помнишь и то, что в том видении Аллах сказал мне, что ты и сенатор – любовники. Помнишь, что я увидела нож, увидела, как Саид пытается отобрать его у меня. Помнишь, что я увидела, как Хартманн ухватился за твое недоверие и преобразовал его, как он смог узнать мои чувства и обратить их против меня.

– Ты сказала тогда очень много, – запротестовала Сара. Сжалась в комок, обхватив колени руками. – Это лишь символы и странные образы. Они могли означать все, что угодно.

– Карлик тоже был в этих видениях, – настойчиво сказала Миша. – Ты должна помнить, я тебе говорила. Карлик – Гимли, он был в Берлине. И там Хартманн сделал то же самое.

Дыхание Сары стало хриплым.

– Берлин… – тихо сказала она. – Это все совпадения. Грег добрый и сострадательный человек. Я знаю это лучше тебя, лучше любого. Я видела его. Я была с ним.

– Это совпадение? Мы обе знаем, кто он такой. Туз, скрывающий это.

– Говорю тебе, это невозможно. Есть анализ крови. И даже если бы это было правдой , разве это что-то изменило бы? Все равно он борется за права и честь всех людей в отличие от Барнетта, твоего брата или террористов из ДСО. Ты лишь выдвигаешь беспочвенные обвинения против Грега.

– Видения Аллаха…

– Это не видения Аллаха, – зло перебила ее Сара. – Это просто проклятая Дикая Карта. Проблески предвидения. Есть еще полдюжины тузов с такими же способностями. Ты видишь проблески картин возможного будущего, вот и все. Бесполезные обрывки, не имеющие отношения ни к какому богу.

Голос Сары стал громче, и Миша увидела, как дрожит ее рука, когда она снова поднесла бокал к губам.

– Как ты думаешь, что он сделал, Сара? – спросила она. – Почему ты раньше его ненавидела?

Миша думала, что Сара станет все отрицать, но она не стала.

– Я была неправа. Я думала… я думала, что он убил мою сестру. Были совпадения, да, но я ошибалась , Миша.

– Однако я вижу, что ты испугана, потому что, возможно, ты была права, потому что сказанное мной может быть правдой. Мои сны сказали мне – они сказали, что после Берлина ты начала сомневаться. Они сказали мне, что ты испугалась, потому что вспомнила еще одно, что я тебе сказала в Дамаске, – то, что он сделал со мной, он сделает и с тобой. Неужели ты не заметила, как твои чувства к нему изменяются, когда он рядом, неужели это тебя не удивляет?

– Будь ты проклята! – заорала Сара. Откинула бокал в сторону. Он покатился к стене, и она встала. – Ты не имеешь права!

– Я имею доказательство, – тихо ответила Миша в ответ на бешенство Сары. Спокойно посмотрела снизу вверх ей прямо в глаза.

– Сны, – бросила Сара.

– Больше, чем сны. В мечети, когда случилась та перестрелка, сенатор был ранен. У меня его пиджак. Я отдала кровь на анализ. В ней инфекция. Вирус Дикой Карты.

Сара потрясла головой.

– Нет. Ты просто хотела, чтобы анализ дал такой результат.

– Или Хартманн сдал подложный анализ. Для него это очень просто, не так ли? – настойчиво сказала Миша. Дикая боль в глазах Сары ранила ее, но она терпела. Сара была ключом ко всему. Видения ясно сказали, что это так. – А это означает, что ты, возможно, была права насчет твоей сестры. Это может объяснить то, что произошло со мной. Может объяснить то, что произошло в Берлине. Может объяснить все, все те вопросы, которые ты перед собой ставила.

– Тогда отправляйся с этим доказательством к прессе.

– Я делаю это. Уже сейчас.

Сара мотала головой вперед-назад, отказываясь верить услышанному.

– Этого недостаточно.

– Возможно, самого по себе. Нам нужно все, что ты можешь нам сказать. Ты должна знать больше – другие странные случаи, странные смерти…

Сара продолжала качать головой, но ее плечи обмякли, а гнев угас. Она отвернулась от Миши.

– Я не могу поверить тебе, – сказала она. – Пожалуйста. Просто оставь меня.

– Погляди на меня, Сара. Мы в этом, как сестры. Нам обеим причинили боль, и я хочу возмездия за это, как и ты хочешь возмездия за твою сестру. Мы будем плакать и истекать кровью, и нам не будет исцеления, пока мы не узнаем правду. Сара, я знаю, как смешиваются любовь и ненависть в нас обеих. В этом мы будто родственники. Мы обе позволили любви ослепить нас. Я люблю своего брата, но ненавижу то, что он делал. Ты любишь Хартманна, но есть и темная сторона Хартманна. Ты не можешь пойти против него потому, что, сделав так, ты признаешь, что по ошибке отдала себя ему, потому, что, когда он рядом , ты можешь думать лишь о том Хартманне, которого ты любишь. Тебе придется признать, что ты была неправа. Придется признать, что ты отдала себя тому, кто использует тебя. Поэтому ты медлишь.