– На вид все отлично, – сказал Мартин. – Думаю, мы уже достаточно посуетились. Пора самим принять дозу.

Кэрол позвала команду. Дэвид и Карл помогут им подготовиться; затем Марджери и Эрвин подготовят Дэвида и Карла к роли дублеров. Когда исследование будет идти полным ходом, в операционной будут лежать на кушетках пять человек, кажущиеся спящими.

Кэрол и Мартин устроились на своих кушетках. В руку и шею обоим ввели нано, как и Голдсмиту. Марджери включила индукторы, погрузившие их в сон; теперь они проспят несколько часов, а наноустройства между тем найдут свои локусы, вырастят соответствующие схемы, и те проступят на шеях исследователей; после этого их введут в состояние нейтрального восприятия, отрешенного от телесных ощущений полного бодрствования с сохранением способности открывать глаза и двигать ими. На первом уровне исследования они смогут общаться еще и посредством речи.

Мартин вспомнил свою детскую спальню. Сделанных им самим роботов, больших и маленьких; дедушка покупал ему книги, бумажные, в переплетах, редкие уже тогда. Его первое увлечение девушкой, которая называла себя Трикс.

Когда нано заняли свои позиции внутри его тела, это не вызвало никаких ощущений.

Тупое уютное безразличие. Один раз он приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на обзорную галерею. Увидел там Альбигони – подбородок на сложенных руках, лежащих на оконной раме. Что бы он сделал.

Что сделаем мы.

Марджери разбудила Мартина в двадцать два ноль-ноль. Ощущения показались ему особенно острыми, но он не пытался двигаться. Чувствовался резкий сырный запах нано; раньше он не обращал на него внимания. Он ощутил голод, хотя днем хорошо поел. Они не будут есть еще много часов.

– Все отлично, доктор Берк, – сказала Марджери. – Мы собираемся подключить ваш кабель.

– Хорошо.

Карл и Дэвид протянули тонкое оптоволокно через всю комнату и через загородку, отделявшую их от Голдсмита. Карл закрепил кабели в специальных направляющих на кушетках.

– Замри, – весело сказал Карл, наклоняясь к самой шее Мартина. Мартин ощутил мягкое прикосновение к коже и холод разъема. Дэвид и Марджери изучили показания на подключенном к кабелю мониторе, решили, что с соединением все хорошо, и переместились к Кэрол.

Всего несколько минут, и он снова в Стране. Анабазис. Сначала движение в одном направлении, затем петля, и Берк с Нейман окажутся внутри Голдсмита, как туристы, собравшиеся побродить по неизведанной земле. Даже сам Голдсмит не видел этой части своего «я». Никому не довелось побывать в этой части своего «я».

– Через несколько секунд вы должны получить визуальные образы от нервной системы Голдсмита, – сказала Марджери за загородкой.

– Кэрол, – сказал Мартин.

– Да? Привет.

– Я рад, что ты со мной.

– Знаю. Я рада, что я здесь.

– Довольно болтовни, – добродушно сказал Дэвид. – Что вы видите? Кэрол? Мартин?

Мартин закрыл глаза. На краю его поля зрения трепетало мрачное свечение, окаймленное электрическим зеленым. Электрический зеленый переходил в бесконечную регрессию вращающихся фракталов – геометрию внутреннего сознания, знакомую всем исследователям мозга: видимые картины интерференции сигнала затылочной доли.

Впервые Мартин увидел такие узоры в детстве, надавливая ночью костяшками пальцев глаза, создавая давление на зрительный нерв.

Это были его собственные образы, не Голдсмита.

– Ничего, кроме случайных визуальных пятен, – сказала Кэрол.

– У меня тоже, – согласился Мартин.

– Все еще настраиваем и ведем поиск, – сказала Марджери. – Есть сигнал первого уровня. Сейчас подам.

Мартин увидел пеструю, яркую мандалу из яростно извивающихся змей, хвосты по краям носы в центре, глаза желтые тела перламутрово-серые, каждая чешуйка опасно острая.

– Змеи.

– Змеи, – одновременно с ним сказала Кэрол.

– Похоже на лимбический сигнал идентификации, – сказал Мартин. – Должно быть, это Голдсмит. Мы близко.

– Подстраиваемся, – сказала Марджери. – Выделяем новую частоту. Как вам?

Облака. Бесконечная череда облаков и дождя, снова в мандале, бури мчатся одна за одной вокруг вертящегося колеса молнии. Молния грозит превратиться в змей. Мартин страшно обрадовался; они на верном пути, наблюдают за слоями лимбических знаков – символов, которыми обмениваются автономные системы мозга и более высокие личностные системы.

– Облака и молнии, молния пытается вернуться обратно в слой змей.

– То же самое, – сказала Кэрол.

– Еще одна частота, – сказала Марджери. – У меня сигнал сейчас сильный. Как вам?

Большая кубическая комната с грязными кирпичными стенами, сырость, капает вода, вода на полу, вода ползет вверх по стенам, как живая. Посреди воды на пустынном солнечном острове играет в карты крошечный желтокожий или даже золотистокожий ребенок, лысый, если не считать пучка на макушке.

– Господи, – сказала Кэрол. – Это определенно крайне личное.

Ребенок поднял взгляд и улыбнулся. Внезапно поверх его лица нарисовалась гримаса шимпанзе: седая борода, выступающее «рыло», карие звериные глаза бесконечно спокойны. Это был глубокий символ, но несомненно личный и несомненно самого Голдсмита.

– Похоже, мы в запертой комнате. Посмотрим, удастся ли открыть.

Они смотрели из точки возле протекающего кирпичного потолка; вода на полу меняла цвет. Она сделалась серым штормовым океаном, озером цвета красного вина, грязной лужей, окропляемой дождем. Пустынный остров при этом никуда не исчезал, и ребенок повторял свой бесконечный цикл: поднимал взгляд вверх, появлялась морда шимпанзе, он возвращался к игре в карты. Это был особый случай Страны: символ, присвоенный некоторому промежуточному личностному слою, в основе которого лежало не абстрагированное от генетического наследия, а собственный ранний детский опыт Голдсмита.

Что именно символизировали эти комната, ребенок и шимпанзе, здесь не имело значения; возможно, таким глубоким слоям вообще невозможно было присвоить какой-либо смысл.

Мартин уже много раз сталкивался с такими глубоко личными мифологическими идиомами, всегда загадочными, зачастую удивительно красивыми. Вероятно, их обуславливало решение архетипических проблем в раннем детстве; возможно, это были порожденные замкнутой петлей артефакты, возникшие в процессе индивидуации, обычно завершавшемся к трем-четырем годам. Но каким бы увлекательным оно ни было, они с Кэрол искали другое.

– Похоже, мифологическая идиома, – сказал Мартин. – Замкнутая петля. Попробуй еще что-нибудь.

– Отсюда нет выхода, – сказала Кэрол.

– Еще одна хорошо улавливаемая частота, – сказала Марджери. – Переключаю на другой локус, другой канал в более глубоком кластере.